Дядька снова погладил усы в задумчивости. Затем, не поворачиваясь ко мне спиной, как-то очень ловко засунул руку в ворох узлов на тележке и извлёк оттуда небольшой мешок.
– Держи. Больше ничего такого у нас нет.
Ещё раз всмотрелся в его лицо. Умное, честное, опытное. Вряд ли будет чудить при добермане за моей спиной. Да и за внучку побоится.
Спокойно подошёл, взял мешок и отдал золото. Мужчина тоже напряжённо всматривался в меня, ожидая подвоха.
– Что там?
– Мясное разное… С собой в дорогу взяли.
– Пусти! Пусти! Я собацьку посмотлеть хоцу! – как гром среди ясного неба заверещала Анечка. – Я иглать с ней буду!
Мы оба вздрогнули.
– Внученька, – голос дядьки был мягким, любящим. – Она тебя укусить может. Не надо к ней. Мы вместе вечером поиграем, уже скоро…
– Не! Ты не умеес плавильно иглать! Ты сталый и куклы у тебя нету! Пусти! – ребёнок расходился вовсю, вырываясь из объятий матери.
– Витя, свалите отсюда. Мне её ещё успокаивать, – попросил меня мужчина.
– Да, конечно… – и я с подругой дружно попятились в кусты под набирающий обороты визг девочки.
– Пусти! Пусти! Пусти! Собацька!!! Игла-а-ать!!!
– Ира! Угомони её…
… Мы ходко углублялись в сторону от дороги, исходя слюной от запахов копчёностей из мешка.
– Ты зачем вышла из укрытия?
– Я никогда не видела близко ребёнка. Интересно.
– И как впечатление?
– Не знаю… Я впервые так близко подошла. Она почти… неразумная… глупая… добрая… беззащитная…
– Так и есть. Все дети такие, что человеческие, что прочие…
И только мы собрались поесть, как вдруг Зюзя вскочила.
– Я слышу крики.
– Где? – без интереса спросил я, уже извлекая из мешка завёрнутую в бумагу птичью тушку.
– Там, на дороге. Маленькая плачет. Кричит человек, и другой человек.
– Ну и пусть кричат. Внучку успокаивают, наверное. Сама видела, как она расшумелась…
– Она испугалась… Пойдём, посмотрим.
Мне такая инициатива добермана пришлась не по вкусу. Выстрелов нет – зачем лезть не в своё дело? Я уже один раз на крики прогулялся там, под Фоминском… До сих пор пробирает, как вспомню.
– Нет. Садись кушать. – и начал ломать вкусную тушку, готовясь честно отдать разумной обе ножки и грудку. – Сама же выпрашивала.
А вот теперь выстрелили. Ушли мы недалеко, так что услышал даже я.
– Пойдём. Нельзя отказывать в помощи!
– Тебя об этой помощи кто-то просил?! Нет?! Ну и не лезь! Неприятностей на наш век хватит, поверь!
– Я понимаю тебя. Но разумные должны помогать друг другу. Иначе станешь очень злым и за плохим не сможешь увидеть хорошего. Если ты не хочешь – пойду сама. Там ребёнок, я переживаю…
