– Послушай, я не забираю у тебя то, что отдал. Но мне нужны гарантии безопасности. Посидишь связанный, пока я не вернусь – и вали на все четыре стороны. Не обижайся, однако так спокойнее. Вдруг ты решишь ещё немножко заработать, только уже на мне? Или засаду с приятелями устроишь?
– Ага, сейчас поглубже отойдём, – зло сопя и сверкая ненавистью в глазах, прошипел парень. – И ты меня там кончишь. Дорогу знаешь, я не нужен. Золотишко обратно отберёшь… Дурачка нашёл?! – и, совершенно неожиданно, бросился на меня, расставив широко руки, как для захвата. В правой, невесть откуда, появился нож с узким и длинным лезвием.
Я от такой неожиданности выстрелил. Не хотел, действительно не хотел, но выстрелил. С испугу, от нервов, инстинктивно, навскидку, особо не целясь. И попал, к собственному ужасу. Дробь угодила ему в верхнюю часть груди, пробила во многих местах шею и обезобразила нижнюю челюсть. Петруха упал на спину, пытаясь скрючившимися в судороге пальцами правой руки обхватить изувеченное горло, уже побулькивающее и исходящее кровью; а левой тянулся ко мне, словно хотел удушить. Парень умирал, ничего уже поделать было нельзя. Так случается, победило взаимное недоверие. Наверное, он тоже не хотел зла и тоже боялся подвоха с моей стороны. А может, наоборот – к чему теперь гадать? Ведь рикша возжелал не просто денег, а «очень много денег» – вот и решил, что жар-птицу за хвост поймал. В любом случае получилось глупо, не отпускало ощущение неправильности произошедшего, некой абсурдности.
Не став дожидаться, пока на выстрел сбегутся вездесущие любопытные, быстро уехал, оставив ещё подёргивающегося Петруху на пустыре. И да, золото я забрал, ни к чему оно теперь покойному.
Вернувшись обратно, до самого вечера безвылазно просидел в неприметной подворотне неподалёку от вокзала, философствуя, но без самоедства, о превратностях сегодняшнего дня. Заодно неплохо замаскировал в окрестных кустах скутер – для меня жизнь пока не окончена, может и понадобится. Вспоминал добермана и наши сказки. Когда до наступления полной темноты оставалось минут пятьдесят – мысленно перекрестился, хоть и не верующий, пожелал себе удачи и пошёл на перрон. Тянуть было нельзя – продавец видел, как мы с рикшей Хонду забирали, сразу на меня покажет, лишь только покойного плотно искать начнут, если ещё не нашли.
У вокзала привычным, разудалым ритмом шла жизнь. Появились первые пьяные, охрана начинала собираться для поговорить на своих излюбленных местах, тут и там улетал в воздух едкий дымок самосада.
