Ради братий своих… (Иван Федоров) | страница 22



— Гляди, Ванятка, гляди. Здесь по велению государя будет новый Печатный двор. Вот тут, — Федоров протянул руку, — будет словолитня. А тут — палата с большими окнами и высокой крышей, в ней поставят печатные станы. Вот здесь разместится правильная палата. Сюда будут приносить читать первые печатные листы, чтобы ни одна ошибка в книгу не проскочила…

Заслушавшись, Ваня уже видел перед собой высокие красивые терема с крышами, расписанными голубой, красной, зеленой красками. Совсем такие, как в сказках…

— Все это будет, — продолжал отец. — Вот сойдет снег, придут сюда мастера и начнут строить…

— Тять, есть хочу, — снова вспомнил Ванятка.

— Прости, сынок, замечтался. Пойдем домой. Мать нас уж заждалась, наверно…

Первая из первых

ень 19 апреля 1563 года начался в Москве как обычно. С восходом солнца отправилась по домам ночная стража. Потянуло запахом парного молока и теплого хлеба. Мычанье коров и блеянье овец смешалось со скрипом тележных колес. Город проснулся и начал свою трудовую жизнь. Глухое тюканье плотницких топоров слилось со звонким перестуком кузнечных молотов; звонко зацокали копыта по бревенчатым мостовым, но никто не знал и не мог даже думать, что три столетия спустя потомки будут вспоминать и говорить об этом дне.

Ранним утром 19 апреля Иван Федоров пришел на новый Печатный двор на Никольской. Пришел торжественный, одетый по-праздничному. Не потому, что то был день его именин, а потому, что начинал он сегодня новое серьезное дело, готовился к которому вот уже целых десять лет.

Федоров пришел раньше обычного, но еще раньше пришли помощники и ученики. Молча они ждали его у крыльца, греясь на теплом весеннем солнце, — Петр Тимофеев, подмастерье Андроник Невежа и совсем юный, недавно присланный Макарием, безусый Никифор Тарасиев.

— С праздником, мастер!

— Спасибо, други. Не мой, наш праздник. Сегодня начинаем дело государевой важности. Дело непростое…

А было так. Недели три назад подлетела с криками «Гой-да!» к Печатному двору ватага конных — новый царский любимец Алексей Басманов с дружками и слугами. Сам с плеткой в руках, в зеленом бархатном кафтане, шитом серебром, в зеленых сафьяновых сапожках — под каблуком яйцо прокатить можно, а носы кверху крючком загибаются. Оттолкнул Андроника Невежу:

— Где мастер?

И прямо в литейную, где Федоров с Тимофеевым новый шрифт готовили. В избе было душно, пахло горячим металлом, натужно гудел раздуваемый горн. Басманов вошел и как хозяин уселся среди избы на табурет. Федоров только-только выхватил из горна большую металлическую ложку с расплавленной смесью свинца и сурьмы.