— Завтра встанем пораньше и пойдем в Духову рощу.
Но это «пораныше» оказалось еще до света. Иванцов нагрузил на Степана все снасти, и они пошли. Город еще спал. Ни дворника с метлой, ни прохожего, ни городового. Небо за Сурой на восходе подернулось желто-зеленой радугой. Иванцов шагал быстро, торопливо, и Степан с сетками, обручами и клетками едва за ним поспевал.
Наконец-то и Духова роща.
— Все? — спрашивает Степан, собираясь сбросить ненавистную ношу.
— Пойдем дальше, здесь птица напугана.
Прошли ярмарочную поляну, церковь. Уже сквозь деревья блеснула Сура. Иванцов остановился.
— Здесь, — сдавленным шепотом сказал он, озираясь.
Степан сбросил поклажу.
— Экий ты медведь! — шепотом заругался Иванцов и начал быстро, ловко разбирать снасти. Потом побежал к кустам ставить силки, и опять все у него так и кипело в руках. Установил Иванцов и большой обруч с натянутой сеткой, протянул длинную бечевку к кусту, за которым и лег на траву.
— Иди сюда! — позвал он Степана. — Ложись здесь и лежи смирно.
Степан лег. Трава была холодная, влажная от росы.
— Для чего их ловить? — произнес Степан немного погодя.
— Птиц? — переспросил Иванцов. — Для забавы. Кто чем забавляется. Кто — рыбалкой, охотой, кто — вином, женщинами, хе-хе, а я вот — птичками.
— Тебе забава, а им клетка.
— Ну, клетка — не беда. Зато птичкам не надо заботиться ни о еде, ни о гнезде. Сиди да пой.
Стали ожидать. Время тянулось медленно. Роща понемногу просыпалась. Выглянуло и розовое солнце, брызнуло по стволам и листьям красноватым светом.
— Теперь замри!
Щебет птиц стал громче и разнообразнее. Птицы запорхали между кустов, перелетали с ветки на ветку, выглядывая на листьях гусениц. Однако лукавый корм возле силков и сеток, который приготовил для них Иванцов, они словно не замечали.
— Сейчас слетятся, — шептал он, и бечевка в его руке дрожала.
Он с удовольствием прислушивался к птичьим голосам, время от времени почесывал голову и тихо, блаженно улыбался.
Степан задремал, а когда солнышко пригрело, его сморил сон.
Но и сквозь сон он слышал, как поют птицы, как что-то молитвенно шепчет и вздыхает Иванцов. Наконец он толкнул Степана в бок.
— Чего, попало?
Иванцов сидел на траве, вытянув длинные ноги в сапогах, и чесал за ухом. Вид у него был вполне счастливый.
— Эх, ты, — сказал он, — такие песни продрых! Не будет, видно, из тебя ничего путного!..
— Почему?
— Да раз эка божья благодать на тебя нагоняет сон, чего ждать!.. Гляди и слушай, как мир-то ликует! А, чу! — И, подняв палец, склонил голову набок. — Видал, славочка-то как, а! Раздуй тебя горой!..
