Соломенный кордон | страница 59



Стоявший в стороне патруль приблизился. Если бы Борис, пока они просматривали паспорт, рискнул, он успел бы скрыться, и вряд ли они в этой толкучке смогли его поймать. Нос он не рискнул и ждал, что будет, и когда ему приказали следовать за полицаем, покорно пошел.

На допросе он очень боялся немца, руки у него так и тряслись от страха. Немецкий офицер, по-видимому, комендант, посадил его на стул перед собой, приказал не оглядываться. Долго рассматривал арестованного. Пока полицаи что-то делали за спиной Бриллиантова, офицер закурил ароматную сигарету, задумчиво посмотрел в окно и неожиданно предложил сигарету Борису.

Комендант был примерно одних лет с ним, может быть, на год, от силы на два, старше. Он потрогал длинными пальцами музыканта свой чисто выбритый подбородок, как бы давая понять пленному, что он не какой-нибудь заскорузлый солдафон.

Борис закурил. Руки у него продолжали дрожать. Комендант склонился к нему и спросил:

— Откуда родом? Какой национальности, подпольщик?

Борис вздрогнул, он ожидал любой, но только не этот вопрос.

— Нет, нет! Я не подпольщик! Родился в Жмеринке, по национальности русский, Бриллиантов.

Комендант помолчал, докурил сигарету:

— Из казаков будете? — он говорил по-русски без малейшего акцента.

— Из казаков...

— Отменно! Но документы у вас фальшивые, не пытайтесь оправдываться!.. Будьте благоразумны.

Он отошел к противоположному окну. Бриллиантов сразу представил свою смерть: «Вначале станут пытать... — От этой мысли он съежился, робко взглянул на полицаев, те держали в руках какие-то предметы. — Растерзают. Он чувствовал себя беззащитным ребенком. — Нет, ребенка они, может быт, пощадили бы...» — И сразу Борис вспомнил детство. Мать всегда убеждала его, что он самый способный, самый умный мальчик. Если Борис получал в школе тройку, дома ему приходилось выслушивать очередную нотацию. Мать, раздражаясь, часто кричала: «Как не стыдно? Как ты можешь допустить, чтобы эти косопузые мальчишки учились лучше тебя!..» У нее все были «косопузые», «недоноски».

Нет, он не может умереть, жизнь надо спасти...

Немец подошел и сел в свое кресло, Борис поднял на него глаза и попытался улыбнуться.

— Будем говорить? — спросил комендант и тоже красиво улыбнулся.

— Да...

Бриллиантов назвал фамилию старика, у которого собирались подпольщики, надеясь, что всех остальных выдаст старик и совесть у него будет чиста. Комендант поблагодарил и завел разговор о музыке. Он даже сам проводил Бриллиантова в камеру: