Правда, как-то Ирина Петровна удивленно сказала:
— Гляжу на Лелю и просто поражаюсь: она на вас, Мария Артемьевна, решительно не похожа!
— Она в отца, — спокойно ответила Мария Артемьевна. — Семен Петрович в молодости был очень даже ничего.
Иногда из деревни приезжала бабушка, передавала приветы от всех деревенских, от Славы, от Али, от ее матери Насти и еще от всех бесчисленных родичей, обитавших по соседству.
— Бабушка, — говорила Леля. — До чего хочется к тебе поехать!
Бабушка отвечала каждый раз одинаково:
— Как-нибудь, детка, непременно, как-нибудь... Должно быть, как бабушке, так и Лелиной маме были по сей день памятны Алины слова. Зато Леля забыла о них начисто, как не слыхала.
Детская память своенравна: что-то хранит долго, порой даже до старости, о чем-то вдруг позабудет и не вспомнит ни разу. И Леля была абсолютно искренна, когда сказала однажды какой-то подруге по телефону:
— Я тоже люблю маму больше, чем папу.
Эти слова слышала Эрна Генриховна и постаралась передать их по назначению.
— Вот что говорит ваша дочь, — сказала она Марии Артемьевне.
Мария Артемьевна залилась румянцем (Эрна Генриховна удивленно подумала: совсем как молоденькая), но постаралась ответить как можно спокойнее:
— Все девочки обычно любят мать больше, чем отца.
Умные светлые глаза Эрны Генриховны пристально глядели на нее, но Эрна Генриховна ничего не сказала. Может быть, она о чем-то догадывалась? Ну и что же? Она в достаточной мере тактична, не будет лезть в душу с ненужными расспросами, не станет намекать на что-либо. И как бы там ни было, а Леля любит маму так, как полагается любить родную мать. Вот это и есть самое главное...
Про ее бабку Капитолину все говорили: «царь-девица».
И в самом деле, до того хороша была, глаз не оторвать!
Лицо в зареве нежного, чистого румянца, синеглазая, брови вразлет, коса до колен...
Кто бы мог поверить, что характер у нее не по-девичьи силен, а воля, что называется, железная.
Как-то вымыла голову, уселась перед печкой-голландкой, распустив волосы, чтобы поскорее высохли.
И надо же, не заметила, как выпал уголек, внезапно занялись ее волосы, оглянуться не успела — вся голова в пламени.
Другая бы растерялась, крик подняла, а она и секунды не медлила, рванула на себе юбку, мгновенно накинула на голову. Потом ринулась на кровать, голову в подушки.
После смеялась:
— Жаль, пуховые подушки попорчены...
— А косы не жаль? — спрашивали Капитолину, потому что великолепные волосы ее сгорели и она подстриглась коротко.
