Сева был старше Лели на пять лет. Насчет детского сада Эрна Генриховна явно ошибалась: Леля пошла в детский сад, когда Сева уже учился во втором классе. А вообще-то они и в самом деле помнили друг друга с давних пор.
Когда Леле исполнилось восемнадцать, первым ее поздравил Сева. Подошел утром в коммунальной кухне, когда Леля наливала воду в свой чайник, отчаянно краснея, сказал:
— Поздравляю с полным совершеннолетием... — И сунул в руку подарок — пышно перевязанную розовой лентой чашку.
Леля сперва растерялась, потом, само собой, обрадовалась, чмокнула Севу в щеку.
— Какой ты хороший, Севка, спасибо!
Вечером они вдвоем отправились в кафе «Националь». Сева надел новый костюм — финский клубный пиджак, который в заграничном журнале называли «блайзер» — синее сукно, простроченное на воротнике и бортах, серебряные пуговицы в два ряда, брюки клеш. И непомерно яркой расцветки галстук, в малиновых, синих и оранжевых полосках.
— Куда мне до тебя, — сказала Леля.
— Ну-ну, — возразил он. — А ты чем плоха?
Леля была в этот вечер прехорошенькой — русые волосы перехвачены бархатным обручем, замшевая юбка-мини открывает длинные, стройные ноги (первый класс ножки, говорили мальчики во дворе), черный глухой свитер и никакой косметики.
Долго стояли на улице в очереди, пускали по одному, по двое, наконец дождались.
Сели за столик (Сева назаказывал всего на свете: шампанское, салат «Столичный», шницель по-министерски, кофе, шоколад)...
Не успел чокнуться с Лелей, подошел какой-то хмырь приглашать Лелю на твист.
— Разрешите вашу даму?
— Как дама хочет, — великодушно разрешил Сева.
Дама захотела.
Сева курил, разглядывал публику, стараясь не смотреть на Лелю, лихо отплясывавшую твист. Потом Леля вернулась к столику, разрумянилась, глаза сияют.
— Тебе хорошо? — спросил Сева.
— Очень, — призналась она. — Давай потанцуем.
Сева не умел танцевать. Не умел и не любил, считал, что танцы — ненужная трата сил и времени. Напрасно считал! Вот бы теперь танцевал с Лелей все подряд — и шейк, и танго, и летку-енку...
А ей и десяти минут подряд не удалось посидеть с ним за столиком. Все время подходили приглашать то один, то другой. Какой-то бородач в джинсовом костюме с латунной цепочкой на животе так и остался стоять с ней на середине зала. Оркестр ушел на перерыв, и бородач все стоял, держал Лелю за руку и что-то говорил, говорил...
Сева тоскливо глядел на остывший шницель, на недопитый бокал шампанского.
«Хорошо попраздновали, — думал, — как надо!»
