Мужичек забрал чашку, и настойчиво повел ее к кровати. Дергаными движениями сорвал кофту, сорочку, дернул вниз юбку и толкнул ее на кровать.
– Привыкай, девочка, привыкай к взрослой жизни…
Лисика хотела заплакать, но в голове был только шум, а сердце стало кусочком льда.
4
Низ живота болел и кровил. Лесная дорожка, которую утром девочка преодолела без труда, стала казаться бесконечной. Хвойная подстилка пружинила, в воздухе витал запах озона.
– Мама, я успела, – твердила девочка.
Мужичек при ней списал долг, медленно вводя в экран буквы. Даже надпись показал: долга не числится – и имя с фото мамы.
– Мама, не умирай, – просила она.
На холме она замерла.
Кожеход нападал на Пугало. Лезвия выскользнули из щупалец, они крутились, создавая занавесу из стали.
– Нет, нет, я же все отдала, – простонала девочка и кинулась вниз.
Пугало уворачивался в последней момент от лезвий и резво крутился, избегая разделки тела на куски.
– У меня в голове своя команда! Я заберу её! И кожу её заберу!
Удар по деревьям – и скошены они, удар по заброшенной телеге – и развалилась она. Пугало крутилось и вертелось. Ловкий удар топором – и щупальце отпало. Кувырок, прыжок назад, и Пугало подхватило отрубленное щупальце…
– Это моя часть тела! – проорал Кожеход.
Пугало швырнуло в него топор, заставляя прикрыться всеми конечностями… А следом за топором прыгнул сам, в порванном плаще. Неимоверным прыжком, ломая сервомоторы суставов, он накинул щупальце на шею собирателя долгов.
– Наша. Армия. Всех. Сильнее, – прохрипел Пугало и затянул щупальце на шее врага.
Голова покатилась с плеч, тело рухнуло.
Когда Лисика подбежала, по телу Кожехода шли судороги.
Пугало стоял в порванном плаще, с топором. Капли дождя падали с вечно серого неба и, казалось, он плакал.
– Мама? – спросила Лисика.
Пугало стоял молча. Лисика обняла его, прижалась.
– Мне теперь горевать не получается. Только любить могу. Можно я полюблю тебя, Пугало?
5
Лисика спала беспокойно. В голове шумело, а сердце болело от холода. Ей марилось, как Пугало уходил в дождливую ночь.
Вернулся только под утро, с окровавленным топором и чем-то, завернутым в плащ.
Он по-хозяйски взял лопату и монотонно принялся рыть две ямы. В одну, вдалеке, подле отхожего места, он забросил огромное тело Кожехода и его голову. Потом добавил еще две, которые принес с поселка.
Мать он похоронил в саду.
Вернулся домой, тщательно вымыл свое тело и переоделся в чистое. Долго смотрел на голографию, особенно на мужчину на картине.
