Раздались колокола. Первым открыл печальный звон колокол, только что повешенный заботами покойного в церкви одной отдаленной деревни. Впервые и ударили в него этот раз.
Вынесли из скромного жилища гроб родные, домашние, ближайшие друзья, многочисленное духовенство. Его встретили вереницы детей малых, средних подростков из приютов, из низших, высших школ с учителями, учительницами, нянями…
Вдоль всей дороги до церкви густыми рядами стоят лютеране, католики. Все падают на колени, у всех на глазах сердечные, искренние слезы…
— Родного отца хороним! — слышно со всех сторон.
Гроб, но мысли Леграна, сделан был со стеклянною крышкой. На прощание прихожане могли последний раз взглянуть в лицо отцу своему, который покоился в гробе с застывшей на устах его последней, блаженной улыбкой.
Отслужили обедню, панихиду, и опустили гроб в склеп, в самой церкви. На могильной плите до сих пор видна надпись: