Я выполнил это указание и получил от монаха метелку вроде той, какой тайки смахивают пыль с мебели.
Услышав «стирай ее», я не стал ничего спрашивать, а послушно заелозил метелкой по полу. Тень заколыхалась, поскольку я сам двигался, но исчезать или хотя бы истончаться не подумала.
– Это бессмысленно! – сердито воскликнул я. – Как воду решетом носить!
Английского аналога для решета я не знал, поэтому пришлось использовать русское слово, а потом еще и объяснить брату Пону, что оно означает.
– Полезная штука, – сказал он с хищным блеском в глазах. – Надо будет завести. Для учеников, ха-ха. А ты мети, не отвлекайся, карма ждать не будет, пусть ее и не видно!
Этим бессмысленным делом я занимался до самого вечера, пока не стемнело и тень не исчезла по естественным причинам.
– Не зря старался, – сообщил монах. – Теперь можно и поесть с чистой совестью. Завтра же с утра мы покинем это благословенное убежище, поскольку ты здоров и делать нам тут нечего.
Эта новость меня, мягко говоря, не обрадовала.
– А почему мы не можем остаться? – спросил я, морщась от прозвучавшего в голосе недовольства. – Тихо, спокойно, просторно, никто не мешает, хозяева вроде бы не выгоняют, можно заниматься чем угодно.
«В том числе и работать», – подумал я, но озвучивать эту мысль не стал.
– Мудрецы прежних времен практиковали Малое Отшельничество и Большое Отшельничество, – сказал брат Пон задумчиво. – Малое – вдали от людей, в лесу, в горах. Чтобы никто не мешал медитировать, никаких соблазнов рядом не было… Прекрасно ведь, правда?
И он замолчал, изучающе глядя на меня.
– А что такое Большое? – осведомился я, чтобы прервать затянувшееся, неуютное молчание.
– В людской толчее, на рынках и в харчевнях, где кишмя кишат низменные страсти. Малое ты уже прошел, взял от него все, что тебе сейчас нужно, и настало время Большого, – говорил монах без упрека, с мягкой улыбкой, но я все равно чувствовал себя как в школе, на уроке математики, когда тебя вызвали к доске, а домашнее задание не сделано. – Понимаешь, можно просидеть десять лет в пещере, обзавестись прекрасными добродетелями, но они разлетятся вдребезги при первой же встрече с простым, грубым человеком… То, насколько ты хорош, проверяется не в уединении, а меж себе подобных. Если же кто-то всю жизнь проводит в уединении, занимаясь только собой, то это не всегда признак больших духовных достижений…
Но все эти объяснения не смогли развеять моего мрачного настроения.
