Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы | страница 56
Много позднее (уже после смерти Дзержинского) Радомский приехал в Советский Союз и работал на ответственном посту в таможне. Софья вспоминала: «Он говорил мне, что в 1908 году жил одно время в Варшаве вместе с Юзефом. Когда ему удавалось быстро и хорошо выполнить какое-нибудь трудное поручение Юзефа, тот в восторге хватал его в охапку, прижимал к себе, целовал и кружился с ним по комнате, весело напевая. Радомский горячо любил Юзефа».
Радомский был мало начитан, плохо разбирался в партийной стратегии, но был до мозга костей предан партии и товарищу Юзефу.
Феликс собирался встретиться с Радомским, но не пришел к нему. Обеспокоенный Радомский прибежал к Мушкат узнать, не у нее ли случайно Юзеф. Его там не было. Вскоре выяснилось, что Юзеф по пути к Радомскому зашел на Главный почтамт на Варейской площади. При выходе из здания почты 16 апреля 1908 года он был арестован.
Трамвай грохотал по мосту. Внизу текла река. По песчаной отмели правого берега шел одинокий человек с удочкой в руке, направляясь к каменной дамбе. Последний, кто не отказался от надежды.
ГАНКА
В мрачных стенах X павильона Варшавской цитадели писал Дзержинский свой «Дневник заключенного». Друзья и подруги Феликса имели возможность читать этот дневник в «Пшегленде социаль-демократычном».
Расцвел на страницах «Дневника заключенного» редкий цветок платонической любви. Обратимся к первоисточнику и попробуем рассказать об этом чувстве словами самого Феликса.
В первые дни после ареста Дзержинский думал о смерти. Не удивительно, ведь в Варшавской цитадели почти каждый день вешали политических.
«По временам в ночной тиши, когда человек лежит, но еще не спит, воображение подсказывает ему какие-то движения, звуки, подыскивает для них место снаружи, за забором, куда ведут заключенных, чтобы заковать их в цепи. В такие моменты я поднимаюсь, прислушиваюсь, и чем больше вслушиваюсь, тем отчетливее слышу, как тайком, с соблюдением строжайшей осторожности пилят, обтесывают доски. «Это готовят виселицу», — мелькает в голове, и уже нет сомнений в этом. Я ложусь, натягиваю одеяло на голову… Это уже не помогает. Я все больше и больше укрепляюсь в убеждении, что сегодня кто-нибудь будет повешен. Он знает об этом. К нему приходят, набрасываются на него, вяжут, затыкают ему рот, чтобы не кричал. А может быть, он не сопротивляется, позволяет связать себе руки и надеть рубаху смерти. И ведут его и смотрят, как хватает его палач, смотрят на его предсмертные судороги и, может быть, циническими словами провожают его, когда зарывают его труп, как зарывают падаль.