— У меня есть все, что надо, — ответил он и рассмеялся.
Ей никогда не приходилось слышать подобного смеха. В нем звучали жестокость и угроза. Она снова взглянула в глаза мужчины. И подумала, что он читает ее мысли. На щеках ощутила тепло, теперь уже боялась своего состояния и Феликса. Это было что-то новое. Он осматривал комнату. Разглядывал буфет, фарфор за стеклом, фотографии в рамках, а потом осмотрел пунцовые портьеры на окнах, обивку стульев, скатерть из бархата на столе. Его глаза были пусты, лишены любопытства, а ей казалось, что когда он смотрел на узорчатый кафель печи и гипсовые завитушки на потолке, то делал это, как если бы раздевал ее, как если бы разглядывал ее грудь, живот, голые плечи. Что с тобой происходит, Софья, подумала она, это же чудовище, жестокое и необузданное! И она не заблуждалась. Он был жесток и необуздан, некоторые считали его чудовищем. Но ведь она хотела именно такого, такого ждала, к собственному возмущению и ужасу. Они молчали. И когда он остался с ней на долгие годы жизни, им также нечего было сказать друг другу. Оставались мужчиной и женщиной в каждом мгновении — и более ничем! Но в тот день он не остался. У него были свои мрачные дела на самом краю света, где уже нет людей, а только звери и призраки. Он погасил сигарету, встал со стула, рослый, худой, с пятном крови на клеенчатом плаще.
— Я уж. пойду, — произнес он и скривил губи в улыбке.
— Но, может, все-таки… — сказала она.
Он отрицательно качнул головой.
— Мало времени, уважаемая пани. Всегда мало времени!
Надел на голову кепку, козырек натянул глубоко на лоб. Его лицо изменилось, теперь он выглядел менее угрожающе, тень козырька как бы прикрывала его пороки.
Она проводила его до дверей. У порога сказала:
— На лестнице нет света.
— Ничего, не пропаду, — ответил он.
Подала ему руку. Он поднес ее к губам и поцеловал. Захлопнула за ним дверь, прислонилась к стене, дышала часто и взволнованно. Ощущала на руке влагу его губ, и это наполняло ее дрожью. Слышала удаляющиеся шаги по лестнице. Ненавижу его, подумала она. Чудовище! Какое унижение…
На следующий день Феликс планировал зайти к Радомскому, руководившему центральной партийной техникой (настоящая его фамилия была Цецербаум). Торговый служащий, очень ловкий, изобретательный, он умел вовремя явиться в легальную типографию, где нелегально печатался «Червоный Штандар», быстро и незаметно вывезти весь тираж на партийный склад, без задержки разослать литературу в провинцию, развести ее в указанные места в Варшаве. Радомский рассказывал Зосе, что «первые экземпляры отпечатанных партийных изданий он всегда посылает по почте варшавскому генерал-губернатору, чтобы тот знал, что, несмотря на аресты и разгром организации, мы живем и действуем».
