Перед отъездом в Ковно Феликс недолгое время жил у Гольдманов. Орса-Койдановская встречалась с ним в ту пору в Вильно. Дом Гольдманов стоял в тихом уголке в конце Бернардинской улицы. Он не был обнесен забором, к нему можно было подойти с любой стороны. Тесно, бедно, но зато безопасно. Семья Гольдманов состояла из четырех человек. Двух братьев — Михаила и Леона, и двух сестер — Юлии и Мани. Все четверо жили в одной большой комнате. Когда Леона не было в Вильно (он занимался коммерцией и часто ездил в Варшаву), его кровать предоставляли Дзержинскому.
Сначала Феликс не мог понять: как можно спать в одной комнате с двумя молодыми женщинами. Его волновала Юлия — бледная брюнетка с горячими глазами. Феликс по-своему решил проблему, придумал такой способ: приходил домой поздно, заходил в темную комнату, не зажигая света раздевался и ложился спать. Если панны были еще на ногах, он в нужный момент выходил в сени, чтобы они могли спокойно раздеться и выключить свет. Утром мужчины вставали затемно, когда женщины еще спали.
По ночам Феликс волновался. Из темноты до него доносилось дыхание женщин, он нервами чувствовал их присутствие. Их вздохи будили воображение. Он не мог заснуть.
Сразу по приезду в Ковно Феликс неожиданно для самого себя получил письмо от Юлии, в котором она сообщала, что часто вспоминает Феликса, хочет знать, как он живет. Она написала первая, узнав конспиративный адрес от виленских социал-демократов.
В отношениях с женщинами Дзержинский был всегда пассивной стороной. Даже его будущая жена Зося первой начала дарить ему цветы. Он сам осознавал это, когда писал в своем дневнике: «Женщин же я право боюсь…» Но в то же время: «Человек без чувства — труп».
Письма иногда доносили до него в Кайгородское кое-какие сведения о Юлии. Она пошла по его пути, стала социал-демократом, агитатором среди рабочих. В далекой ссылке Феликс мало вспоминал о Гольдман. Он забыл, что живет в Вильно девушка, и что в ее становлении и он сыграл не последнюю роль.
Юлия нашла его в Седлецкой тюрьме. Началась переписка. И Феликс заметил, что с особым нетерпением ждет ее писем, радуется им и тоскует, когда их долго нет.
И вот она сама, живая Юлия, стоит перед ним, и большие ее глаза лучатся радостью. Но что это? Седая прядь серебрится в ее пышных черных волосах.
— Феликс, не узнал? Это же я, Юлия, твоя двоюродная сестра, — услышал он наигранно веселый голос.
— Юлия! Как ты выросла за эти годы, не сразу и узнаешь, — подхватил игру Феликс.
