Внизу была долина, где жили люди, враждебные им обоим люди (и будут теперь враждебными везде, пока не доберутся они до Германии, к американцам). Спускаться в долину немец не торопился из-за изболевшейся, простреленной неистовым пограничником ноги, а Ярема - просто от страха перед людьми. Пусть в Германии (если они туда доберутся, а это звучит как обещание царствия небесного!) его защитит доктор Кемпер, но кто защитит их обоих в Словакии, в стране, где господствуют ненавистные коммунисты? Ночью Ярема вертелся в холодном сене, слышались ему чьи-то голоса, холодными глазами смотрели на него причудливые ледяные сталактиты, ужас пронимал до костей. Ярема удивлялся немцу, который спал или дремал, видимо обессиленный потерей крови, а утром был на диво спокойный и даже пожаловался на прилив аппетита, который нечем было удовлетворить, так как был у них единственный черный сухарь на двоих, и они не знали, получат ли возможность в ближайшие дни пополнить свои запасы.
Днем, прячась за деревьями, Ярема выходил на вершины гор и смотрел в долины. Видел далекие поселения, старался почувствовать запах спокойных дымов над жилищами, наблюдал за движением на дорогах. Штабсарцт велел ему разведать, как лучше спуститься с гор, чтобы попасть в словацкий городок.
- Там мы найдем все, что нужно, - сказал уверенно, выпроваживая Ярему в новую разведку.
- По-моему, там нас никто не ждет, - возразил Ярема, кривя в усмешке заросшее черной шерстью лицо.
- Надо уметь делать так, чтобы всюду, куда придешь, ты становился желанным гостем, - поучающе разглагольствовал немец.
- Я не знаю способов для этого, - мрачно бросил Ярема.
- Что ж, оправданием тебе служит твоя молодость.
Вышли, когда садилось солнце. Рисковали быть замеченными случайным наблюдателем, но оба знали, что перед ними дальняя дорога, и потому не медлили. Когда Ярема бережно выносил штабсарцта из-под ледяных копей, немец ударил рукой по одной, по другой сосульке, они беззвучно упали по обе стороны Яремы, воткнулись остриями в снег, в последний раз сверкнули в лучах низкого солнца.
- Пронеси меня здесь! - велел немец, указывая рукой вдоль блестящего ряда ледяных слез, и Ярема сделал, как тот хотел, и Кемпер, изгибаясь, бил левой рукой по ледяным сталактитам, холодные копья неслышно ломались, с ледяным звоном бились друг о друга, сталкивались в воздухе, дробились на сверкающие осколки и падали в снег беспорядочной кучей.
- Видишь! Видишь! - шипел на спине Яремы штаб-сарцт, нанося новые и новые удары по бессильному молчаливому врагу, вымещая бессильную злобу за все свои неудачи, за зря прожитые годы, за собственную дурость, которая толкнула его к бандеровцам, в то время как он мог перебыть смутные времена у себя дома. Ярема тоже вошел в азарт и стал задевать то одно, то другое ледяное копье, выбирая (мог хоть это независимо от немца) самые крупные и тяжелые, с удовлетворением следил, как ломаются копья и разбиваются на тысячи блестящих осколков. Чувствуешь свою силу только тогда, когда что-то бьешь, можешь что-то разрушать.
