Теперь он вернулся в этот город, вернулся, наверное, потому, что отец его был профессором математики в местном университете, а раз так, для молодого Кремера-Бремера город все-таки был родиной. Никто не интересовался, где живет парнишка, что он ест, как раздобывает одежду. Впрочем, для жилья оставалось еще достаточно руин, кормиться, чтобы жить, совсем не обязательно каждый день, а одежду на Кремере-Бремере постоянно видели все ту же: концлагерные полосатые штаны, старая американская солдатская куртка и советская шапка-ушанка на взлохмаченной голове. Еще он любил украшать свою неизменную одежду значками. Значки скрывали все изъяны его нищенского костюма # придавали его фигуре ту необходимую живописность, которую следовало иметь городскому сумасшедшему.
Значки он добывал довольно легко. Еще не успела кончиться война, как в городе, словно пузыри в дождь на луже, стали возникать какие-то бунды и бундики, какие-то кружки и группировки, общества и связи, корпорации и ассоциации, и каждое такое общественное ново-творение жаждало скорее выдумать свой значок, свою эмблему, даже свое знамя, ибо пока не было единого государственного флага, граждане могли отвыкнуть послушно идти за вожаками, (если их нет сегодня, то они появятся завтра, вожаки суждены были нации так же, как и сумасшедшие), которые гордо несут знамя всего народа. А раз так - то пусть пока что довольствуются маленькими флажками, разноцветными эмблемами и значками, пусть кипят мелкие страсти, пусть возникают локальные, куценькие идеи, чтобы потом, когда придет настоящий вождь (а немецкая нация непременно выдвинет из своих рядов мудрого государственного мужа), все слилось в единую государственную страсть, в единую великую идею, перед которой, как не раз уже бывало, склонится в восторге и почтении (а может, и страхе, да, да!) весь мир.
И вот Кремер-Бремер собирал все значки, какие только мог собрать в городе, и, взглянув на него, каждый думал: вот трагическая фигура, которую раздирают послевоенные противоречия, вот человек, который одновременно хочет возвращения восточных земель и признает справедливость Потсдамских соглашений, выступает за установление дружественных отношений с лагерем социализма и ценавидит коммунистов, мечтает о приходе к власти социал-демократов и считает их отбросами, выступает против новой войны и является членом союза бывших эсэсовцев, которые поют еженедельно на своих собраниях: «Мы будем снова маршировать…»
