И когда вступили в село наши и фронт передвинулся дальше, оба Шепота, малый и старый, не сговариваясь, тоже попросились на фронт, хотя Миколе еще, кажется, ке выходили года, а батько во время первой мировой войны был тяжело контужен взрывом пушечного снаряда и с того времени плохо слышал на оба уха. Выручали друг друга. Отец свидетельствовал, что сыну уже полных восемнадцать лет, которые позволяют считать его солдатом, а Микола всячески старался скрыть глухоту отца, пока того зачислят. «Главное, чтобы зачислили», - говорил батько, хитро подмигивая Миколе. И такая ненависть к врагу горела в их глазах, так рвались они бить фашистов, что, наверное, никто бы тогда не смог стать им поперек пути. И вот они уже солдаты, отец и сын. Только и того, что не вместе, не в одном и том же строю - армия велика, ей нужны солдаты разные. Отец сразу же пошел на передовую, в минометный расчет. Прощаясь с ним, Микола ободряюще вскинул бровью, громко, чтобы отец услышал, крикнул: «Я тоже, тату, попрошусь в минометчики!» Батько улыбнулся и ответил сыну: «В минометчиках нам с тобой было бы хорошо, сынок. В минометчиках живой человек не может пропасть. Что? Может? Брехня!»
Но Микола не стал минометчиком, и пехотинцем не стал, и артиллеристом, и танкистом. Его посадили на станции в вагон вместе с такими же жилистыми сельскими парнями, как он сам, и повезли куда-то в противоположную от гремящей передовой сторону через поля, растерзанные пушечными зарядами и бомбами, мимо непроходимых от грязи дорог, по сторонам которых еще дымились сожженные и разбитые фашистские танки и машины, мимо лесных посадок, в которых валялись убитые кони с раздутыми чревами и умоляюще выставленными в небо черными, как обгоревшие палки, ногами. И сожженные села, и разрушенные станции видел из вагона Микола. А в вагоне тепло дымила печка-буржуйка, на станциях старший водил их в продовольственные пункты, где в коричневых и зеленых или белых эмалированных мисках ждал ребят вкусный жирный суп, и каша вперемешку с волокнистым мясом, и дырчатый хлеб, от одного взгляда на который во рту набегала слюна. После голодной оккупационной жизни в селе, после произвола полицаев, после облав «на Германию», после грохота фронта - их село жестоко бомбили немцы перед тем, как должны были вступить наши войска, и у Миколы на глазах бомбы разорвали дядьку Назара Набоку, когда тот пытался привязать свою перепуганную коровенку, и еще убило тетку Секлету с двумя детьми Галинкой и Марысей, а потом бомба упала в сад к Оме-льяну, где в окопчике сидели люди, и ничего от них не осталось - после всего этого поездка в теплом вагоне, странствия к сытым продовольственным пунктам, спокойный сон на удобных вагонных нарах -все это казалось Миколе каким-то приятным сном.
