Райком расщедрился на выговоры, но вскоре грянула война, и стало не до того.
Не думаю, что только из-за подобных обид я в 1940-1941 годах пережил острую неприязнь ко многому, что совершалось в стране. Мне трудно теперь припомнить и проследить какую-либо последовательность, с какой это происходило. Ведь еще в 1937-1938 годах я не без зависти относился к тому, что Володя Лекнин и еще кто-то из одноклассников были приняты в комсомол, и мечтал «догнать» их. И договор с Гитлером меня скорее удивил и даже позабавил, чем откровенно возмутил. Помню, что я даже дразнил кого-то, «предсказывая», что Гитлера вскоре введут... в ЦК! Глупое мальчишество, не правда ли? Но как бы я зазнался, если бы каким-то чудом стало известно о последовавших тайных переговорах насчет присоединения СССР к фашистскому «антикоминтерновскому» пакту!
Однако уже весной 1940 года я прочел деду М.Н. Краевскому, с которым все больше сходился, следующие стихи с лермонтовским эпиграфом «За все, за все тебя благодарю я...» и густым налетом надсоновской лексики:
Благодари его за «радостное детство»,
За «юность светлую» его благодари,
За то, что проклял он «прошедшего наследство», —
За все, за все ему спасибо говори.
Благодари, — я возражать не смею,
Но будет день — свободы идеал
Забудется, наденешь ты ливрею,
А вместо «гения» окажется Ваал.
И ты припомнишь все — политики арену,
Где с ложным пафосом, с наигранной слезой,
Котурнами возвысясь, гений сцены
Листочком фиговым от вас скрывал разбой.
Я не зову назад, иль к вере в фатум(?!).
Лишь одного хочу — хочу, чтоб не пришлось
Раскаяться тебе, когда придет расплата
За все, чему теперь ты веришь на авось...
Кто это — «он», совершенно ясно («Спасибо товарищу Сталину за счастливое детство» и т. п.). Решительно не помню продолжения стихов, да, впрочем, судя по качеству приведенных строк, — это потеря небольшая.
Интересен сам факт подобных настроений, которые разделял тогда и мой новый одноклассник Володя В., только что перебравшийся в Москву из Вологды и рассказывавший о тамошней жизни, в частности — об очередях за хлебом.
Помню, как возмущало и смешило нас обоих, когда наш одноклассник Слава Рапота рассуждал о том, какой он счастливый — идет по улице, и никто его не может схватить и арестовать — в отличие от стран капитализма. Между тем, после некоторого отлива ежовских репрессий, потихоньку рассказывали о ком-то вернувшемся — со шрамом от удара наганом по голове...
Слов нет, «оппозиция» наша была щенячьей и неглубокой, но откуда же она все-таки проистекала?
