Ничто не предвещало беды. На чистом небе сияло солнце. В прозрачном воздухе весело переговаривались ласточки. Над Янтрой кружили голуби, река струилась тихо, задумчиво. Цвела липа, распространяя вокруг нежный аромат, на траве блестела роса. В этот первый июньский день 1913 года природа словно хотела раскрыться во всей своей красе.
Бабушка Зефира приготовила завтрак и вышла во двор — с раннего утра ей неможелось. Тут же к ней подбежал пес. Поджав хвост, он беспокойно носился от одной двери к другой. Соседи ушли на работу, ученики — в школу. Из дома писаря Хромого Генчо, прилепившегося, подобно гнезду, к соседской стене, послышались крики. Писарь опять ругался со своей невенчанной женой: крупной, костистой и сильной женщиной, рядом с которой он выглядел карликом. В качестве приданого она привела к нему свою дочь, которая быстро заневестилась, и возле их дома начали крутиться парни.
Бабушка Зефира вышла за ворота. Зажав писаря под мышкой, жена колотила его по чем попало, приговаривая: «Где деньги, где деньги, пьяница проклятый?!..» Писарь отбрыкивался, ругался. Заметив бабушку Зефиру, жена швырнула Генчо на мостовую, убежала в дом и выбросила в окно его шляпу и трость. Хромой Генчо поднялся, отряхнул пыль с сюртука, надел шляпу, взял трость и, утирая кровь с носа, крикнул в бессильной злобе:
— Белены объелась, что ли, дрянь этакая?
— И не совестно тебе, Генчо? На что это похоже? Такие-то слова говорить! — отругала его бабушка Зефира.
— Да она же дура неотесанная.
— А ты? В шляпе, а без ума. Куда раньше-то смотрел?
— Ох!.. Видно, суждено мне мучиться, — пробормотал Хромой Генчо и заковылял по ступенькам.
— С кем это ты там пререкаешься? Иди-ка лучше домой! — позвала мать Денка. — Не твое это дело — людские склоки разбирать.
Денка проводила мужа и Любку, поторопила Ради, чтоб бежал в школу — уже пробил первый звонок. Братья учились в разные смены — один утром, другой после обеда. Богдан остался дома. Денка села вязать носки, а он взял учебник и пристроился рядом с ней на диванчике.
