.). В заключение грамоты король извещал Вишневецкого об отпуске к нему какого-то Захарки, о котором князь писал королю, а также об отправке к князю собственного королевского слуги с ответами на все письма и просьбы князя, а также о поручении обеспечить безопасность возвращающегося из Речи Посполитой крымского посла вместе с польским послом в Крым паном Расмусом Богдановичем Довгиром. Посла, отправленного к Вишневецкому, король приказывал встретить у Черкасс самому князю, в виду важности дела, с которым посол отправлен, и выслушать его с особенным вниманием
[190].
Иными словами, вместо борьбы с Крымским ханством или организации грабительских набегов на его окраины Сигизмунд II Август предписывал князю Дмитрию Вишневецкому выполнять охранно-полицейские функции на границе, препятствуя казакам, которыми он предводительствовал уже несколько лет, совершать нападения на владения крымчаков, лишая их тем самым одного из важнейших источников существования. Также король Польский и великий князь Литовский ему предписывал держать под контролем те места, где московские служилые люди могли бы сооружать полевые укрепления, используя их в качестве баз снабжения и опорных пунктов для организации тактической разведки в Диком поле. Последнее требование Д.И Вишневецкий, принявший вассальные обязательства по отношению к русскому царю, также исполнить не мог из опасения лишиться материально-технической и денежной поддержки Москвы, да и предотвращать набеги казаков на кочевья крымских татар и отказываться от командования ими он вряд ли собирался. Фактически, послание Сигизмунда II Августа представляло собой ультиматум: или полное подчинение и смирение и отказ от грабежа окраин Крымского ханства и контактов с Москвой, или монаршья «месть» (аналог русской опалы) — лишение всех прав и ссылка.
Но последней каплей, переполнившей чашу терпения князя в его отношениях с верховной властью польско-литовского государства и склонившей его к переходу на службу московскому царю, думается, стало посольство пана Довгирда в Бахчисарай, точнее — его документы, которым было не суждено добраться до места назначения, поскольку они были перехвачены русскими служилыми людьми под началом воеводы Даниила Федоровича Адашева на одном из бродов через Днепр. В своем послании король признавал тот факт, что в 1556 году «наши казаки, шедъ, Очакову убытокъ учинили и судно очаковское взяли, в чем кони перевозили». Однако Сигизмунд II Август предпочел сразу же отмежеваться от князя Вишневецкого, написав следующее: «А взяли то судно те люди, которые намъ изменили, которые съ нашимъ изменникомъ со княземъ Вишневецкимъ с Дмитряшемъ, что къ недругу нашему московскому отъехали… А изменник нашъ князь Дмитряш Вишневецкий ни чьим инымъ умысломъ то делаетъ, делает онъ то недруга нашего московского князя присылкою, межъ насъ тотъ изменникъ недружбу намъ делалъ. И тебе было такому человеку свое жалование давати и послов к нему посылати пригоже ли было? И ты про то ли на насъ кручинишься? А онъ на нашей же земле, крепости для, городокъ былъ доспелъ, а ты наши речи слыша да не утерпелъ, прогнал еси его къ нашему недругу, хотелъ еси ему мстити; и он побоялся отъ меня того, и къ моему недругу побежалъ; такой изменникъ и тамъ въ добрыхъ не будетъ; и самому тебе ведомо, что мы такимъ изменникамъ не спущаемъ; мстимъ, берегучи дружбы и любви и братства. И он того для такой лихой человек к нашему двору не приехал, к недругу нашему московскому побежалъ, и ты, брат наш, ведаетъ и напередъ того съ гонцы своими нам приказывал есиъ о такихъ воровстве лихихъ нашихъ украинскихъ городов людей, и мы такимъ лишимъ не попущали, за все их кажнивали (казнили —
