Несмотря на незначительность результатов экспедиции (впрочем, она полностью выполнила поставленные перед ней разведывательные задачи), она стала фактом чрезвычайной значимости, подлинно переломным моментом в отношениях между Московским государством, Крымским ханством и Блистательной Портой. «Неслыханное дело, — писал С.М. Соловьев, — московские люди появились на Днепре, ходили вниз, искали татар и турок в их собственных владениях»[179]. Действительно, Московское государство со всей определенностью заявило о наличии у него геополитических интересов в Диком поле и своем стремлении их реализовать даже путем военной конфронтации с соседями, не считаясь с их мнением. Солидаризируясь с позицией С.М. Соловьева, добавим также, что в лице князя Д.И. Вишневецкого и его казаков русские служилые люди приобрели не только братьев по оружию, прекрасно знающих театр военных действий в среднем и нижнем течении Днепра, но и базу снабжения предстоящих боевых операций в этом районе степей в виде укреплений на острове Хортица. Таким образом, с 1556 года личность князя Д.И. Вишневецкого становилась ключевой для реализации военно-политических устремлений Московского государства в Среднем и Нижнем Поднепровье, что предопределило дальнейшее сближение интересов князя и правительства царя Ивана IV Васильевича, завершившееся его переходом на русскую службу.
О своих подвигах против татар и турок на Днепре летом 1556 года князь Вишневецкий не замедлил известить короля Сигизмунда II Августа через служебника Миску (т. е. атамана Михаила Млынского), прося у него монаршей протекции и поддержки. Однако ответа от своего сюзерена он дождался только без малого через год, да и не того содержания, на которое рассчитывал. Все это время его посланник находился, фактически, под домашним арестом, а сам князь пребывал в полном неведении относительно реакции пока еще своего монарха. А тот все это время вел активные переговоры с крымским ханом Девлет-Гиреем I, пытаясь дипломатическими средствами умилостивить того и сохранить шаткое состояние мира с южным соседом в условиях военной активности русских в Прибалтике с началом Ливонской войны 1556–1583 гг.
Польско-литовская дипломатия в этот промежуток времени прилагала огромные усилия, чтобы дезавуировать участие если не людей, то хотя бы лично самого князя Д.И. Вишневецкого в походе под Очаков 1556 года. Посол при бахчисарайском дворе пан Размус Довгирд летом 1557 года передал хану Девлет-Гирею I два листа (послания) короля Сигизмунда II Августа, в которых тот, по сути, брал князя на поруки, стремясь обелить его имя в глазах крымского монарха. Говоря, как об этом мы уже писали выше, о том, что князь тремя годами ранее обращался за покровительством к турецкому султану, получил и его, и знаки расположения самого крымского хана, король Сигизмунд II Август указывал Девлет-Гирею I, что именно эти обстоятельства вынудили его поручить Д.И. Вишневецкому строительство Хортицкого замка для воспрепятствования литовским казакам совершать несанкционированные набеги на окраины Крымского ханства, а также для того, чтобы перекрыть московским служилым людям возможность совершать походы от Путивля по реке Псел в среднее и нижнее течение Днепра. Великий князь Литовский писал хану: «Съ тое причины розумели есьмо, же большей будетъ схиленъ людемъ вашимъ и недопуститъ козакомъ шкоды чинити улусомъ и чабаномъ Цесара, его милости, Турецъкого, позвавъши ласку и жалование, и про то поручили есьмо ему сторожу польную…»
