По нашему мнению, точка зрения А.И. Лызлова о преимущественно антитурецкой направленности похода 1556 года и господствующем положении в нем днепровских казаков (в сравнении с позицией Ш. Лемерсье-Келькеже) представляется более объективной в силу ряда причин. Во-первых, он опирался на свидетельства, максимально близкие и даже тождественные по времени своего происхождения описываемым в них событиям. Во-вторых, казаки атамана Млынского были более многочисленны по сравнению с русскими служилыми людьми дьяка Ржевского, несомненно, лучше них были знакомым с театром военных действий в низовьях Днепра и хозяйственным потенциалом той местности, поскольку некоторые из них воевали и грабили там еще под началом Б.И. Претвича и Д.И. Вишневецкого в 1548–1549 гг., а большая часть побывала там вместе с князем в 1553 году. В третьих, не следует сбрасывать со счетов психологической причины организации этого похода: участие в нем казаков Д.И. Вишневецкого должно было стать для Сигизмунда II Августа доказательством лояльности князя (действительно, после столь успешной военной демонстрации под Очаковом о переходе его на турецкую службу речи уже быть не могло даже гипотетически).
Говоря о записках А.И. Лызлова о летнем походе 1556 года объединенных сил московских служилых людей и днепровских казаков на окраины Крымского ханства и под Очаков, в контексте нашего исследования нельзя не обратить внимания на утверждение первого российского историографа о том, что отряд М.И. Ржевского был послан к князю, «иже живяще на низу Днепра реки между запорожскими казаками на острове Хортицком». При этом следует особо отметить, что, говоря об этом, А.И. Лызлов ссылается на записки современника тех событий А. Гваньини, который был осведомлен в хитросплетениях внутренней жизни Великого княжества Литовского. Как мы видим, ни Гваньини, ни вслед за ним Лызлов не называют князя Вишневецкого ни литовским старостой, ни казачьим атаманом, что позволяет нам сделать вполне определенный вывод о том, что на польско-литовской службе князь Дмитрий состоял полуформально, не занимая никакой официальной должности. Все это лишний раз подтверждает наш тезис о том, что после отступничества князя в 1553 году и его полугодичного пребывания в турецких владениях в Северном Причерноморье, он был лишен всех административных должностей в Речи Посполитой и даже изгнан на порубежье к казакам. А все это было закамуфлировано присвоением ему то ли полулегендарного звания, то ли полувиртуальной должности (без определенного круга прав и обязанностей) «стражника на Днепре».
