Рыцарь Дикого поля. Князь Д. И. Вишневецкий | страница 56
Одновременно мы можем утверждать, что ко времени управления князем Дмитрием Вишневецким Черкасским и Каневским староствами Великого княжества Литовского местное казачество еще не превратилось в обособленную сословную корпорацию (это произошло, как известно, при короле Стефане Батории), имеющую собственную социальную иерархию, выборные органы самоуправления, администрацию, правовые обычаи, военно-организационную структуру и прочие элементы того, что в последствии стало называться казачьим войском. Более того, казаки находились полной в имущественной зависимости от старосты, которому были обязаны ежегодным денежным оброком, полевыми работами, а также натуральной десятиной от всего добытого во время хозяйственных промыслов. Все лучшее из военной добычи (так называемые «бутынки») также доставалось этому представителю великокняжеской администрации. Более того, уже неоднократно цитировавшиеся выше материалы ревизии Черкасского и Каневского замков февраля-марта 1552 года указывают в числе источников «доходов Старостиных» непосредственно «доход и службу от казаков»: «Козаки, которые домовъ тамъ въ Черкассахъ не маютъ, и тые даютъ старосте колядки по шестижъ грошей и сена косятъ ему по два дни на лете толоками за его стравою и за медомъ. А которые козаки, не отъходячи у козацъство на поле, але рекою у низъ, служатъ в местехъ в наймехъ бояромъ або мещаномъ, тые старосте колядки давати, ани сена косити не повиньни»[148].
Все эти обстоятельства позволяют говорить нам о том, что с историко-правовой точки зрения взаимоотношения между князем Дмитрием Вишневецким и его казаками строились на основании договора личного найма, согласно которому староста предоставлял возможность казаку самостоятельно заботиться о своем пропитании на подведомственных ему землях за небольшую натуральную или денежную плату, а казак был обязан по первому слову князя выступить в поход под началом назначенных им командиров.
Любое отклонение от этих условий грозило казаку изгнанием, а то и административным преследованием («местью» в терминологии того времени) со стороны старосты Черкасского и Каневского. Таким образом, казаки были военными или даже военно-хозяйственными наемниками лично у князя Вишневецкого и не образовывали в то время самоуправляющейся служилой корпорации, в которую они превращаются только тридцать лет спустя. Именно поэтому мы можем с полной уверенностью отвергать утверждения большинства малороссийских, советских и современных украинских историков о том, будто бы именно князь Дмитрий Вишневецкий явился основоположником запорожского казачества и, тем более, — Запорожского казачьего войска (Запорожской Сечи). Никакого казачьего войска, в смысле самостоятельной социальной структуры, во времена Дмитрия Вишневецкого не существовало, в лучшем случае это была наемная дружина князя, а в худшем — сплоченная его волей корпорация степных разбойников, грабивших на вполне «законных» основаниях население окраин Крымского ханства и Оттоманской Порты в Северном Причерноморье.