То ли поспособствовали этому годы, проведенные в одиночестве, то ли еще что-нибудь, сказать трудно, да это и не важно, в общем.
Важно то, что и Крупская не смогла устоять перед его, рассказывают, необычайной красотой. Молчаливая, задумчивая супруга тут же превратилась в веселую, остроумную женщину.
«Вы, Надюша, по отчеству Константиновна, и я Константинович! — хитро говорил ей Курнатовский, умеющий подбирать ключики к женским сердцам. — Можно подумать, что мы брат и сестра».
«Сестра» довольно улыбалась.
Можно долго рассуждать, почему так произошло: или Ленин не очень хорошо справлялся со своими супружескими обязанностями, или просто Курнатовский был слишком опытным обольстителем, чтобы перед ним смогла устоять эта «дурнушка». Но все это так и останется рассуждениями и догадками, поскольку в подробности этого романа Крупская предпочитала не углубляться в своих воспоминаниях.
Взревновал ли ее Ленин? Это нам тоже неизвестно. Хотя — вряд ли. Ведь неизвестно, считал ли он ее в тот момент уже своей законной женой. К тому же, как известно, в революционной работе «все средства хороши». Да и кто знает вообще догадывался ли Ленин об этом маленьком романе.
Возможно, сегодня это кому-нибудь покажется странным, но прежде, чем верить или не верить, вышесказанному надо попытаться вникнуть в психологию «товарищей», поскольку она, мягко говоря, все же отличается от психологии нормального человека.
Ну, например, что, кроме недоумения, могут вызвать сегодня эти строки из воспоминаний Крупской:
«Два раза в неделю приходила почта. Переписка была обширная.
Приходили письма и книги из России. Писала подробно обо всем Анна Ильинична, писали из Питера. Писала, между прочим, Нина Александровна Струве мне о своем сынишке: «Уже держит головку, каждый день подносим его к портретам Дарвина и Маркса, говорим: поклонись дедушке Дарвину, поклонись Марксу, он забавно так кланяется».
Что будет твориться в голове у этого несчастного ребенка, когда он вырастет, догадаться не трудно.
«Переписывались обо всем, — продолжает Крупская, — о русских вестях, о планах на будущее, о книжках, о новых течениях, о философии. Переписывались и по шахматным делам, особенно с Лепешинским. Играли по переписке. Расставит шахматы Владимир Ильич и соображает. Одно время так увлекся, что вскрикивал даже во сне: «Если он конем сюда, то я турой туда».
Кроме переписки, были, конечно, и встречи с «товарищами». Крупская вспоминает:
«Пришло как-то раз письмо от Кржижановских — «Исправник злится на тесинцев за какой-то протест и никуда не пускает. В Теси есть гора, интересная в геологическом отношении, напишите, что хотите ее исследовать». Владимир Ильич в шутку написал исправнику заявление, прося не только его пустить в Тесь, но в помощь ему и жену. Исправник прислал разрешение нарочным. Наняли двуколку с лошадью за три рубля — баба уверяла, что конь сильный, не «жор-кий», овса ему мало надо, — и покатили в Тесь. И хоть не «жоркий», конь стал у нас посередь дороги, но все же до Теси мы добрались. Владимир Ильич с Ленгником толковали о Канте, с Барамзиным — о казанских кружках, Ленгник, обладавший прекрасным голосом, пел нам; вообще от этой поездки осталось какое-то особенно хорошее воспоминание.
