Сосед Синеглазого, поляк из Кракова, вдруг конвульсивно задергался и захохотал. От дикого захлебывающегося смеха все вздрогнули и перестали петь. Синеглазый почувствовал, что еще мгновение и он сам захохочет или зарыдает. Комендант поморщился и брезгливо застрелил сумасшедшего…
Хватаясь за кусты, к ручью скатился Одноухий.
— Порядок. Ушла колонна, — обрадованно сказал он сквозь сухой, раздирающий грудь кашель. — Перекантуемся тут до вечера. Соснем.
Натягивая полосатую куртку на лобастую черную, с проблесками седины голову, он стал укладываться под кустом, а сам бухал кашлем в землю, как в бочку. У Старика мелькнула тревожная мысль: как бы не услышал кто.
Не спавшие двое суток — их гнали днем и ночью — они быстро уснули.
Старик вскоре тревожно вскинулся. Синеглазый спал. Одноухий тоже, или делал вид, что спит, и все кашлял. Старик опять подумал: хорошо, нет поблизости дороги, а то кашель выдаст. Старик покарабкался наверх и выглянул из оврага. Теперь только разглядел место, по которому бежал. Чужой, не по-нашему ухоженный лес, очищенный от хвороста, сушняка и опавших листьев. Чисто, как в парке. Тихо. Старик успокоился. Даст бог, пронесет мимо опасность.
Лежа на краю оврага, он неторопливо осматривался: деревья какие-то мрачные, с темной корой, покрыты серо-зеленым лишайником. От дождей и туманов промокли. А у них, на Алтае, лес звонкий, золотой, смолою весело пахнет. Здесь и запах-то другой, тяжелый, затхлый, сырью отдает, несмотря на чистоту и порядок. И города пахнут не как в России, вроде жженым чем-то, будто горохом пригорелым. Земля что ли тут такая иль кирпич особый? Земля глинистая, похуже алтайской. Удобрений, поди, прорву надо на такую землю.
Старик окинул озимые, видневшиеся сквозь стволы деревьев. Зеленя поднялись ровные, ухожены хорошо. Крестьянскому сердцу Старика это было по душе. Хозяева немцы, конечно, добрые — ничего не скажешь. Вон канавки бетонные проложены, осушают поля. Места тут низкие. Поди, комарья летом! Каждый клочок засеян. Не то что у нас. Дороги потому и узкие. Хорошие, булыжником или асфальтом покрыты, фруктовыми деревьями обсажены, но узкие — машины еле разъезжаются. По обочинам сразу же, впритык, начинаются поля. Почитай что совсем кромок нету, канавки — и все. С дороги никто не свернет, не потопчет посев. Не то что на Алтае, там какой-нибудь шофер-лихач погонит машину прямо по хлебу, чтоб крюк не давать, срежет напрямик. И никто не указ ему. Да и сами дороги разбиты так и объезды такие, что любая дорога стала в три-четыре раза шире прежней. И посевы вдоль все потравлены. Ответственного глазу нету. Тут этого не позволят. Тут кругом порядок. Надо будет дома рассказать, как немцы хозяйствуют…
