Они постояли, глядя на обелиск.
— Но это уже ни в какие ворота не лезет, — продолжил Кондратьев. — Если твоя дорога решила обойти заброшенные деревни из-за разрушенного памятника… и останков в земле… это уже не программная логика. Это разум!
Колков молчал.
— Хорошо, — решил Кондратьев. — Дорогу пока не трогаем. Три дня тебе даю, ясно? Снимайте свои логи, товарищи учёные… Трое суток.
Он протянул контейнер с ампулой обратно учёному.
Колков хотел было сказать: «Неделю надо», но неожиданно для себя произнёс:
— Спасибо. Мы успеем.
…Колков приехал в деревню ровно через трое суток. Его автомобиль, маленький городской седан с электромотором, цепляя защитой булыжники и проваливаясь в колдобины, въехал в центр села, устало остановился рядом со здоровенным внедорожником. Багажник внедорожника был открыт, внутри стояли какие-то банки, мешки с сухой смесью, инструменты. Лежала коса — ручная, старинная на вид, но с рукоятью из пластика «под дерево».
Кондратьев сидел на табуретке перед обелиском. Трава была выкошена, деревья подрезаны. Сколы и выбоины на памятнике исчезли, он был выкрашен яркой белой краской, полыхающей на солнце. Кондратьев аккуратно обводил буквы на обелиске ручным принтером, из которого торчала длинная золотистая проволока. Буквы оживали, наполнялись цветом.
— Копыловы, — сказал Кондратьев, не оборачиваясь. — Вся деревня была Копыловых. Так и звалась — Копыловка. Сорок три человека на войну ушли, вернулось двое. Так и кончилась деревня…
Колков кивнул. Неловко переступил с ноги на ногу. Сумка, в которой лежал мешочек цемента и две баночки краски, показалась ему нелепой и смешной, он поставил её на землю.
— Мы проверили логи, — сказал он. — Знаете, дорога… она неразумна, к сожалению… Там на пути встали три машины. Развернули плакаты «Нет насилию над природой!»
— Знаю уже, — буркнул Кондратьев. — Я спутниковые снимки запросил. Зелёные… решили помешать трассе. Не нашли ничего умнее… Дорога до них доползла, постояла, потом нырнула под землю. Они испугались и дали дёру. Тоже мне, бойцы за экологию… Что стоишь-то? Вон оградка, я металл уже зачистил, можешь красить.
— Ага, — обрадовался Колков. — Это легко. Это я могу.
Некоторое время они работали молча.
Потом Кондратьев сказал:
— Я ведь неправ был. Когда про две беды говорил. Дураки и дороги, да. Только одна беда первична, другая вторична. Вот это всё… для дороги это не важно.
— Это для нас, — сказал Колков.
— Ага. С дорогами разобрались, разберёмся и с дураками. Заметь, это я вовсе не про зелёных… — Кондратьев усмехнулся и посмотрел на Колкова. Учёный неумело, но старательно красил старую чугунную оградку. — А потом… потом можно и на Марс.
