Во сне все кажется неустойчивым – все мимолетно и переменчиво. Днем мы верим в наличие отдельного «я», которое стремится держать все под контролем, в то время как во сне это же самое «я» превращается во все мыслимые и немыслимые виды явлений.
Переходный период между сновидением и обусловленным бодрствующим состоянием – это еще один пример бардо становления. Мы можем проснуться с чувством испуга или потерянности, как я, когда мне приснился сон про падающие валуны. Но потом, вместо того чтобы посмотреть на эти чувства и узнать, что они предлагают, обыкновенно мы изо всех сил стараемся восстановить себя в рамках вчерашней реальности: «Это моя кровать, моя комната, мое тело». И снова тревога толкает нас от того, что мимолетно и зыбко, к привычным образам, которые кажутся прочными и неизменными. Нам хочется вернуться к тому, что больше соответствует нашим ожиданиям. Какое счастье, что это всего лишь сон, а не реальность. Мой партнер не бросил меня. Мой ребенок не оказался в горящем доме. Я не тону. Я снова тот, кто я есть, настоящий я. Мы прячемся от страха и ищем поддержки в том, что нам знакомо. Но поскольку то, от чего мы бежим, возникает из нашего ума – мы убегаем от самих себя, и этот путь никогда не приведет нас к счастью.
Меня не раздавили валуны. Но это не делает меня прочным. Я жив. Я все еще задаю себе вопрос отца: «Ты Мингьюр Ринпоче? Ты тот же Мингьюр Ринпоче, что и во сне, или другой?» Я могу дотронуться до своей руки, до лица. Если я сейчас потянусь, чтобы дотронуться до «я» из сновидения, то ничего не нащупаю. Валуны не причинили мне вреда. Но если бы сейчас на меня упал потолок, наверное, он бы раздавил меня. Кто лежал бы под его обломками – тот же Мингьюр Ринпоче, что и во сне, или другой? Нагасена сказал, что он существует только как ярлык, условное обозначение, имя, что он – это не его кровь. Но все же и он тоже мог пораниться, и кто бы тогда истекал кровью?
Сновидения подобны всем другим граням нашего существования: они случаются, мы переживаем их, но они нереальны. Их проявление обманчиво, и мы легко распознаем это нереальное качество наших снов. Вот почему они так ценны для понимания пустотной реальности. Все пропитано пустотностью, включая наши тела, и кровь, и валуны, и наши имена, и наши сновидения. Днем явления кажутся более плотными. Из-за этого нам сложнее познать пустотность, когда мы бодрствуем. Гораздо проще сделать это во сне. Сказать, что
