Я был уверен, что при правильном намерении вокзал в Варанаси – столь же совершенное место для медитации, как зал в храме или цветущий сад. В конце концов, я не новичок, и восприятие определяет обстановку, а не наоборот. Однако вокзал в Гае, поезд до Варанаси и потом сидение на полу с бездомными поколебали мое умственное спокойствие. Теперь мне надо было переместить свое тело туда, где мой ум обрел бы равновесие. И опять же не было смысла притворяться, что я могу вынести больше, чем на самом деле способен.
Внутренний ретрит относится к физическому телу. Поскольку мы увеличиваем или уменьшаем страдание через физические действия и речь, внутренний ретрит означает, что мы создаем такую обстановку, которая ограждает нас от сплетен и злословия, от веществ, которые замутняют ум, или от бытовых ситуаций, в которых проявляются леность или нетерпение.
Еще с детства я соблюдал обеты, которые направляли мое поведение и речь, и моя дисциплина никогда не нарушалась. Я также знал, что мне придется проводить различие между нарушением культурных условностей и настоящим нарушением обетов. Например, если тулку сидит на полу – это противоречит тибетским обычаям. В некоторых монашеских традициях еду не подают после полудня; в других вечером можно глотать жидкую пищу – пить сок или суп, – но нельзя жевать. Я вегетарианец, но во время своего ретрита был готов есть все, что мне подадут, и не собирался контролировать график приема пищи. Главные обеты, которые относятся к непричинению вреда, воровству, лжи и так далее, – это не просто определенные правила поведения. Они способствуют бдительности и помогают осознать те склонности, которые ведут к цеплянию. Признавая нарушение обета и признаваясь в этом, мы очищаем ум и восстанавливаем кармическое равновесие. Но если не отсечь саму привязанность, нежелательное поведение будет повторяться.
Когда я был маленьким и жил в Наги Гомпе, у моего отца был ученик из Германии. Он обладал самым дорогим горным велосипедом, который только можно было купить за деньги, и ездил на нем из Катманду в Наги Гомпу, и не по узкой грязной тропинке, а через лес. Он перепрыгивал на нем канавы и ручьи и иногда взбирался прямо на вершину горы Шивапури, что позади монастыря. Казалось, велосипед летит по воздуху, а колеса его не касаются земли. Этот человек был таким прекрасным велосипедистом, что иногда спорил с непальцами на деньги, кто быстрее спустится в долину.
Однажды он сказал моему отцу: «
