Первый этап похож на умирание в конце нашей жизни или в завершении дня, когда мы засыпаем. Сама ситуация подталкивает нас к тому, чтобы все отпустить. И на следующем этапе мы вступаем в фантастический ландшафт, где переживаем зыбкость форм. Это соответствует бардо дхарматы, которое следует за умиранием. Но происходит ли этот этап до или после нашей смерти, он все равно не длится вечно. Постепенно прозрачность этих зыбких форм уменьшается, и текучая атмосфера становится более статичной. Структура обретает жесткость, и возможности сокращаются. Мне казалось, я все еще нахожусь в состоянии сна, словно парю, а не ступаю ногами по земле. Мой ум знал, что я покинул Тергар и нахожусь в Кушинагаре и что я начал странствующий ретрит. Но мое тело все еще не чувствовало, что это переходное состояние и есть мой дом.
На третьем этапе полупрозрачные формы начинают напоминать наши прежние тела из плоти и крови, и прошлые склонности усиливаются. Мы оказываемся во власти повторения даже тех занятий, которые нам не нравятся и которые мы не уважаем. Маленькая ложь во спасение, призванная уладить отношения, может превратиться в обман и нечестность. В этом случае нам обычно кажется, что мы попали в ловушку. Вес кармических склонностей кажется таким же неподъемным, как скала, и мы утрачиваем доступ к искусным методам, которые могли бы освободить нас от того мира, в котором мы застряли. На самом деле, мы застряли не более, чем человек, которому сказали, что его завтра будет таким же, как сегодня, если он не пробудится. Но мы ощущаем такую беспомощность, что убеждаем себя: ничего нельзя сделать, выхода нет, мы обречены вращаться в сансаре. Но важно то, что, хотя на этом этапе и сложнее повлиять на перемены, чем на предыдущих двух, это все равно возможно.
Пожилым людям особенно непросто поверить в то, что можно изменить десятилетия укорененных шаблонов. Общественные нормы, как правило, поддерживают их в этом заблуждении. Но сейчас неврологи открыли то, что они называют нейропластичностью, – способность мозга меняться и реагировать на новые переживания в течение всей жизни. Эта информация может оказаться невероятно полезной, потому что, если мы не верим в возможность перемен, то, конечно же, не будем и пытаться.
В годы, которые предшествовали этому ретриту, мне казалось, что я отчасти застрял на месте. Я любил свои монастыри и учеников, и ничто не приносило мне большей радости, чем возможность делиться Дхармой. Но мне стало казаться, что я задыхаюсь в роли тулку, учителя, ринпоче и настоятеля. Я стал сопротивляться ограничениям моей оторванной от реальности жизни. Несмотря на то что я проводил шесть месяцев в году, путешествуя по миру и все время оказываясь в новых местах, люди везде обращались ко мне с одинаковым уважением и почтением. Я начал испытывать легкое беспокойство и желание выйти за пределы заведенного порядка.
