Старик смотрел на Ильева и думал, что дочь, возможно, может радоваться этому человеку. Но его Ильев не радовал, и старик молча решал: лечь, сказавшись больным, или заняться хозяйством, то есть бесцельной беготней, громыханием посуды, что, разумеется, отвлекало бы «гостя» от его дочери…
А Ильев ждал.
Он так долго в тот год торчал на островах, так долго искал попутной оказии, что до последней минуты не верил во встречу… Я не уйду, сказал он себе, догадываясь о мыслях старика. Я не могу уйти… Он уже любил этот деревянный дом, и некрашеный штакетник, и тополя у сарая. Он уже любил невыразительную корову и неразговорчивого старика. Даже метлу с кривой ручкой любил и любил потемневшие, сваленные посреди двора горбыли… Но больше всего он любил Дорожку, которая, несомненно, была центром этого прекрасного мира и сейчас вышла на крыльцо, закрывая щеки от ветра высоким вязаным воротником пальто.
— А я тебе газеты отправила! — удивленно сказала она.
Ей трудно было поверить в появление Ильева перед самым ее отъездом в Хабаровск, но она не растерялась. Больше того, ей было приятно… А Ильев смотрел на нее и жалел только об одном, что не он, а кто-то другой получит теперь на острове посланные ею газеты…
— Ты уходишь? — спросил он.
— Не надолго, к сестре, — суеверно надеясь на что-то, сказала Дорожка. — Ты подождешь?
Он кивнул. Он ее любил. Все, что мучило его в долгие вечера на острове, ушло. Улыбка тронула, исказила губы, но Дорожка эту странную улыбку могло и не заметить — смеркалось.
Он не стал провожать Лиду. Вошел в дом, спросил у старика стаканы. Холодильник ласково пофыркивал у дверей. Наклейки самых разных авиакомпаний мира — Интерфлюг, Малев, Джал, Люфтганза, ЮАТ, Лот, Таром, Пан Америкэн — были приклеены на стене… Никогда потом Ильев не мог вспомнить, о чем он говорил со стариком. Все в нем слилось в ожидание, главной мыслью которого была такая: в мире всегда будут большие леса и люди, которые в них уходят; в мире всегда будут глубокие небеса и люди, которые в них уходят; и в мире всегда причудливо и непонятно будут сплетаться пути самых разных людей…
Так он думал, а на часах, стоящих на комоде, минутная стрелка трижды обошла круг.
Они допили коньяк.
В ночи ревели самолеты поздних рейсов. Разин сидел в своей комнате в Южно-Сахалинске и прикидывал сроки возвращения на материк. Сон Мен Дин разговаривал по телефону с Натальей, путал от волнения русские и корейские слова. Гальверсон сооружал кресло из совершенно фантастического плавника. Люди ложились спать, разговаривали, читали, обсуждали прошедший день, думали о новом…
