Танцуют, скинув пиджаки. Танцуют истово. У невесты Дони Плажевского родинка на левой щеке. Это, говорят, к счастью, к крепкой семье к детям.
Рыжий колченогий дед свистит хулигански:
Ах, любила, ах, любила,
пила красное вино!
А теперь тоскую с милым
и гляжу, гляжу в окно…
Ах!
Ночь…
Расходятся неразучившиеся ходить. Под ногами шуршат цветы и бумажки. Невесты не видно, но за дощатой перегородкой слышится невнятный от чувств голос Дони. Но это там, за дощатой перегородкой. А тут сдвинутые столы, груда посуды, треснувшая повдоль старая, забытая всеми в углу икона. Пауки сплели за иконой призрачную светлую сеть. Не подымается, видимо, у Красновой рука вытереть икону влажной тряпкой… И такая тишина, такая пустынь в глазах святой девы, что громом и грохотом кажутся чуть доносящиеся из-за перегородки счастливые голоса Дони Плажевского и его жены…
19. Сигарета
Только успели мы разгрузить платформу, ударил дождь. Прозрачная кровь неба сбивала цветы черемух, прибивала дорожную пыль, катилась ручьями. В сарае немедленно расплылась лужа, похожая на запрудное озеро, лежащее за нашим цехом. Мы смотрели на лужу, хотели курить, но на пятерых была одна сигарета.
— Роман не курит — значит, на четверых, — уточнил Плажевский.
Саня нехотя потянулся. Сигарета принадлежала ему, поэтому он не торопился, делал короткие затяжки, задумывался, не замечал нас… Он думал: работу закончили, дождь скоро пройдет, и пусть сигарет нет, но вот он, Саня, сигарету имеет, поскольку всегда считал, да и других предупреждал не раз: запас карман не дерет, запас карман не топырит…
— По кругу, — сказал Доня.
— И не жадничай, — просительно добавил Овсеенко.
Саня не торопился. Зачем торопиться? Он смотрел на меня, на Доню, иногда на Ваганова. На Овсеенко и Федина не смотрел один — дед, другой некурящий… Дым сигареты несло на нас, дым щекотал ноздри.
— Может, хватит? — спросил Роман.
Таких ноток я в его голосе никогда не слышал.
— Ты чего, Рома? — насторожился Овсеенко. — Ты же не куришь!
И тогда тихий Роман ударил Саню. Сигарета упала в лужу, зашипела, погасла. Саня вскочил, но тихий Роман поднял деревянный молоток и сказал негромко:
— Только болтни!
Саня тоскливо сжался. Сигарета плавала в луже.
— Может, подсушить табачок? — нерешительно предложил Овсеенко, но его не поддержали. Небо уже очистилось, ветер стих, до магазина недалеко было…
20. Дождь
Между районо и библиотекой поставили памятник — гранитную глыбу с огромным солдатом с винтовкой через плечо. Тянули с открытием долго, время шло, и лишь газета напоминала о том, что возведение памятника не прекращается.
