— А вот еще старожил этой стройки, — представил Ершов Юрку своим собеседникам. — С берегов Черного моря приехал сюда, на Байнур.
Юрка мучительно вспоминал, читал ли что-либо Робертса. А разговор шел о том, где лучше остановиться на ночь. Дробов предложил после осмотра стройки уехать к нему в колхоз. Таня готова была освободись мужчинам свою комнату, а Марину забрать в общежитие девчат. Юрка и тут не ударил лицом в грязь:
— Устрою всех на турбазу. Домик отдельный гарантирую!
Неделю назад директору базы он сделал отличный калыпь для отливки свинцовых грузил на ставные сети, и дружба его со старым знакомым еще более упрочилась.
— А это, пожалуй, идея! — согласился с Юркой Ершов. — Тогда на стройку!
У каждого своя творческая судьба. Один по окончании школы с тетрадкой стихов и стопкой газетных подшивок шагает в Литературный институт. Другой стремится во что бы то ни стало попасть в журналисты, обрести навык и уж тогда садится за повесть. Третий тайком от друзей и близких по ночам мусолит одну и ту же страницу по десять раз, перечитывает Толстого, Чехова, Горького, а когда ставит точку над своим пухлым детищем, то несет его не в Союз писателей на консультацию, а посылает по почте в издательство.
Чаще всего подобные «самотечные» рукописи возвращаются автору для доработки или ему рекомендуют «попробовать силы в коротком жанре». Но автор не может смириться с «коротким жанром». Его распирает от жизненных впечатлений. За сорок прожитых лет он успел побывать на Северном полюсе и в горах Тянь-Шаня, бил самураев и строил Комсомольск-на-Амуре, дубил кожу в Якутске и крепил штольни в Магнитке. Он любил людей, жил для них. Ему хочется рассказать о мозолистых руках уральского сталевара и озорных улыбках ивановских ткачих, об утренних зорях Байнура и зимней вьюге над Диксоном, о людях хороших, каких он встречал и вчера и сегодня, какими хотел бы их видеть завтра.
Человек! И не потому, что Горький сказал, для него это слово звучит гордо.
На первых порах Ершову тоже не повезло. Будучи в командировке в Москве, он дважды намеревался зайти в Союз писателей и дважды не решался переступить порог дома, где заседали «инженеры человеческих душ», люди, на его взгляд, необычные, не от мира сего.
И он отнес рукопись не в «храм искусства», а отослал в издательство.
В тот же день Ершов улетел на восток в свою маленькую национальную республику. Там его ждало новое назначение. Он был мастером, потом директором кожзавода, работал в горисполкоме, первым секретарем горкома… А теперь ему предлагали высокое кресло министра легкой промышленности. Новое назначение не очень обрадовало. Повышалась ответственность, прибавлялись хлопоты. Он хотел уже перебраться в Бирюсинск, поближе к писательской среде, но пути осложнялись.
