Он опустил глаза и на тыльной стороне ладони увидел шелковистый, красного оттенка пушок. Вчера парикмахер осторожно спросил, не остричь ли волос, торчавший из раковины уха. Его передернуло, но он согласился.
— Здесь свободно? — услышал он и не сразу понял, что обращаются к нему.
— Садитесь, прошу! — поспешил исправиться он.
Виталий Сергеевич уловил тонкий запах духов, напряг память, чтоб вспомнить, где видел эту гибкую, с броской внешностью молодую блондинку.
— Прошу меню, — предложил он ей и вспомнил: «Солнечногорск! Театр музыкальной комедии!»
Он предпочитал солнечногорский театр бирюсинскому. В Солнечногорске удачно сгруппировалась талантливая молодежь. В Бирюсинске все ходят в «заслуженных» и все хотят играть не дальше чем в первой паре. Мысли его прорвал Танин голос.
— Да! Да! — горячилась Таня. — Я пойду в крайком комсомола и от имени наших девушек и ребят потребую, чтобы статью опубликовали в молодежной газете.
«Молодежь, молодежь, — подумал Виталий Сергеевич. — Какой-нибудь местный конфликт об узких брючках и о шнурках вместо галстука, о неразделенной любви…» И тут же вспомнил фамилию актрисы: «Помяловская! Да, да, Помяловская!» Движения, голос, улыбка этой женщины напомнили Виталию Сергеевичу давнишнюю, но врезавшуюся в память историю. Когда-то ему приходилось учиться и подрабатывать. Вечером он пришел по нужному адресу, чтоб заменить в частной квартире электропроводку. Встретила молодая, гибкая женщина — очень такая, как Помяловская. Ему было тогда лет семнадцать, но он чувствовал себя далеко не мальчишкой. Работать пришлось со стола, под потолком. Женщина не отходила ни на минуту. Подавала кусачки, отвертки, изоленту. Но больше всего говорила. Говорила быстро, будто сыпала звонкой монетой по хрусталю. Видя, как он смущается, заливалась серебряным бубенцом. А потом, испытующе щурясь, лукаво стала выспрашивать:
— И ты танцуешь, конечно?
— Танцую.
— У тебя есть подружка?
— Да так, иногда дружим.
— Это как иногда? — смеялась она.
— На каток компанией ходим.
— А потом ты ее провожаешь, да?
— Провожаю.
— И не разу не поцеловал?! — осуждающим тоном заключила она. Губы ее капризно скривились.
Ему хотелось сделать что-то такое, чтобы дать ей понять: с ним шутить можно только на равных. Но каждый раз, когда он смотрел на нее, взгляд невольно скользил от высокой пруди до линии бедер, кровь горячей волной приливала к лицу, сердце стучало предательски громко, выдавало его, и он робел.
