Несколько лет назад с ним уже был аналогичный случай в гостинице «Метрополь». Он прилетел в Москву 8 марта. День был воскресный и праздничный. До вечера далеко. Порядком проголодавшись, спустился в пустующий ресторан. Почти следом вошла лет тридцати миловидная женщина. Несколько задержавшись у входа, направилась прямо к его столику. Ветку мимозы держала так, словно готова была поднести ему.
— У вас не занято? — спросила смущенно и покраснела.
Она себе заказала скромно чашку кофе с пирожным и бокал шампанского. Он себе — суп-харчо, лангет, селедку под майонезом, икру, «столичной», чешское пиво, еще чего-то — словно сибирский купец…
Через четверть часа он уже знал, что она всего-навсего машинистка райкома партии. Пригубив шампанское, она сказала ему:
— Ваше здоровье…
И только тогда он спохватился, что, выпив вино, не догадался поздравить ее с женским днем. Больше того, он заявил, что они коллеги. Она удивилась: ее профессия «чисто женская». Он рассмеялся и «выложил», что он секретарь Бирюсинского крайкома, тоже работник идеологического фронта. Женщина сразу сникла, словно ее уличили в чем-то постыдном. Конечно, пришла отдохнуть, как женщина, а попала под пристальный взгляд «начальства». Уже в номере он понял всю низость своего поведения. Он был занят только собой, с пристрастием допросил, выяснил служебное положение, и ему не хватило элементарного такта — увидеть в женщине прежде всего женщину, человека…
Вот и теперь, у Ксении Петровны, он вел себя не лучше чем в «Метрополе».
— Налью еще чаю? — спросила она.
Конечно бы, лучше выпить чаю и даже просить прощения, но получилось опять неуклюже:
— Поздно уже, и вас утомил…
Он думал, она возразит, попытается удержать его. Устало взглянув на часы, Ксения Петровна сказала:
— И верно, поздно, а я не заметила.
Он оделся, встал возле двери. На мгновение ему показалось, что она позволит снова себя поцеловать. Все встало бы на свои места…
Но она протянула руку:
— Спасибо, что зашли… Звоните…
— Спасибо, Ксения Петровна…
Дождь стих, и только тополя роняли крупные капли. Воздух был чист, прохладен. Не доходя до своего дома, он присел на скамейку, выкурил сигарету, чтобы дома сразу уснуть крепким сном. Но он долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, представлял себя сразу в двух лицах, то говорил за нее, то за себя. Спорил, оправдывался, утешал. На работу явился с больной головой.
Он звонил ей во вторник, в среду и все неудачно. В четверг уехал в Бадан, к избирателям, отчитаться за год депутатской работы. В пятницу решил побывать на рыбозаводе и уже к вечеру вернуться в Бирюсинск.
