— С новосельем, — поздравил он.
— Спасибо, — сказала она, — спасибо за все!
И он ей сказал:
— Спасибо…
Они не спрашивали, за что благодарят один другого. Значит, так было нужно… И еще у Ксении Петровны было одно бесценное качество: за время знакомства с Виталием Сергеевичем она ни разу его не спросила: кто он, где он, с кем он и сколько ему. Она не спросила: есть ли семья у него, есть ли дети… Приняла без анкеты и без оглядки, доверяла как другу.
Стол был накрыт заранее. Ксения Петровна подошла к буфету, о чем-то подумала и спросила:
— Что будем пить?
Он за стеклом увидел коньяк, ликер, водку, бутылку сухого. Но в последнее время предпочитал «столичную» другим винам. С нее голова не болела, появлялся всегда аппетит. Для себя же Ксения Петровна выбрала шоколадный ликер — сладкий и крепкий.
Спешить было глупо, и они пили не торопясь. Много раз он мечтал о таком вот простом и волшебном вечере, когда за окном в тополях шумит дождь, а в розовом полумраке квартиры тепло и уютно, рядом милая, юная женщина. Музыка «Маяка» подогревала настроение.
Еще вчера, перед сном, в коридоре своей квартиры он наткнулся на старые туфли жены. Туфли кремовые, на низком каблуке, когда-то опрятные и красивые, теперь раздавшиеся в носке, как лапти, стоптанные, похожие на саму старость. Наткнулся на туфли Тамары Степановны, а вспомнил Ксению Петровну на лестнице, когда шли из ресторана в его номер гостиницы. Засыпая, думал о будущей встрече с Ксенией Петровной, словно о сказке. Ему мечталось поехать с этой женщиной куда-нибудь на Кавказ или в Крым. Он даже себе представил, как за окном поезда, отставая, кружа, проплывают луга и поляны, леса и рощи, полустанки и деревушки. Он закрывал глаза и мысленно наслаждался движением в бытие. Понимал, что вселенная — мир, окружение, звезды и небо, природа и люди — все для него существует, пока существует он сам. А сгинет, умрет — и все, что было им осязаемо, осмысленно, все для него исчезнет, перестанет существовать. Был молодым — не умел ценить жизнь. Теперь, когда осознал, что жизнь промелькнет, как след угасшей искры, — ужаснулся.
Он хмелел, но хмель не дурманил, а молодил, наполнял бодростью. Ему хотелось, чтоб именно такой хмель продолжался бы вечно. С ним была та, о которой только мечталось. Он ненасытно смотрел на милый овал лица, на тонкие изогнутые брови, на губы, — вкус которых, должно быть, ни с чем не сравнить. Смотрел и не верил, что эта женщина может стать его женщиной. Женщина, от которой нет сил отвести взгляд, существует не в грезах, а наяву. Ошеломленный и очарованный, он то цепенел перед ней, то внутренне содрогался при мысли, что это не сон.
