Коваль вышел, высоко держа голову. Трудно было принять за приветствие поворот его головы в сторону ожидавших приема. Головлев ответил кивком тоже едва заметно. Мокеев — подчеркнуто, резко, выражая тем самым не столько почтения Ковалю, сколько необходимость здороваться в этих стенах даже с тем, кто тебе просто нелюб.
Рука Крупенина была вялой, неэнергичной и поздоровался он с вошедшим, видимо, для проформы.
— Так как будем жить? — опускаясь в кресло, спросил Крупенин. — Может, закроем стройку, оставим по себе памятничек?!
Вопрос касался прежде всего Мокеева, и потому Головлев промолчал. Мокеев поежился:
— Прокопий Лукич, мы проведем контрольные изыскания. Версию Института земной коры нетрудно отвергнуть. Я вчера уже вам докладывал…
Крупенин приподнял слегка руку, и это означало: не торопитесь, вам не позволили еще говорить. Густые черные брови его сбежались и разбежались над переносьем. Каждый жест был скупым и строгим, как у военного. И Головлев вспомнил, что Крупенин был когда-то на самом деле военным, занимал в органах безопасности крупный пост.
Крупенин перевел взгляд на Головлева:
— Сколько затрачено на нивелировку строительной площадки и закладку фундаментов?
Головлев назвал цифру.
Крупенин бросил уничтожающий взгляд на Мокеева:
— А уссурийцы на прокладке коммуникаций семь миллионов сэкономили. Вот у кого надо учиться… Так что прикажете доложить правительству, уважаемый Модест Яковлевич?
— Если вы разрешите?
— Поменьше бы этих если! Район сейсмики и так удорожает строительство на пятьдесят, шестьдесят процентов. А время? Оно на вес золота.
Очевидно, Мокеев решил защищаться:
— Прокопий Лукич, если позволите…
— Говорите!
Головлев увидел на лбу Мокеева мелкие капельки пота. Признаться, ему самому было душно. Он почти не сомневался, что Крупенин принял решение. Но какое?
— Все будет сделано мною, — сказал Мокеев. — В самые сжатые сроки мы установим истинное положение дел. Сегодня, с вашего позволения, я выезжаю в Еловск.
— Ну что вы заладили: я поеду, я докажу! Куда вы смотрели раньше! А завтра снова целый поток жалоб и писем в Госплан, в Совмин, в ЦК. Вы просто не знаете, что творится у вас под носом. Назовите такую стройку, где было бы столько упреков и нареканий в адрес госкомитета, Госплана. Мне дважды пришлось объясняться на самом высоком уровне. А вы не можете здесь найти общий язык с учеными и общественностью. Настраиваете против себя не только отдельных лиц, но и целые учреждения, организации.
