— Не скажу.
— А ты подумала когда-нибудь, что будет с нами, если все мы будем похожи один на другого как две капли воды? — И, не дожидаясь ответа, она продолжала: — Вымрем, как кролики от мокреца. Есть такая кроличья болезнь. В ветеринарном о ней услыхала. Сбежала, когда начали проходить искусственное осеменение. Вымрем! И не будет у нас ни героинь, ни героев. В лучшем случае в муравейник превратимся…
Таня слегка отодвинулась, но вовсе не потому, что Светлана стала ей неприятней. Наоборот, ей хотелось взглянуть Светлане в глаза, до конца разобраться в человеке, с которым вместе и ест, и пьет, и спит.
А Светлана все говорила. Говорила, быть может, жестоко, но убежденно. И Таня тут поняла, что в суете сует, думая о бетоне и механизмах, о заседаниях и совещаниях, о массе других неотложных дел, позабыла о главном, о человеке. Позабыла, что стройка и то, что делается здесь, на Байнуре, все работать должно на человека, а не против него. Иначе труд людям не в радость, а в тягость.
Светлана вздохнула.
— О чем ты? — спросила Таня, собираясь с мыслями.
— Да все о там. Как принято говорить, о положительном герое.
— Светка! Все мы, конечно, разные люди — не муравейник… Возьми Люду, Юрку, Мишу…
— Ты опять, как всегда, за свое — не вытерпела Светлана. — Что Люда?! Люда как Люда — обабилась, вкалывает, стирает… Только разве Танюха прелесть у нее!.. Миша — портфель и очки… Юрка лезет к тебе жениться, а ко мне, подлый, не прочь подкатиться по другой нужде… Ты найди среди нас Матросова, Зою, Островского! Где они?! Ты думаешь, я на них злюсь?! Нет! Я злюсь на тех, кто треплет по каждому поводу их имена, опошляет… Чуть что, и на закуси Матросовым, равняйся на Зою… Хорошо, что «смирно» еще не кричат… Мертвые не бывают правофланговыми. Я равняться хочу на героев моего поколения.
— И я такая, как те, которых ты так? — спросила Таня.
— Ты не такая, когда вот так как сегодня… когда танцуешь, когда поешь… А стоит влезть тебе на трибуну, и можно подумать: росою питаешься, а медом… Ну ладно, кажется, без того наговорила три короба…
— Нет, почему? Мне на пользу, — сказала Таня. И вышло опять по-казенному.
— Если на пользу, то хорошо, — согласилась Светлана. Теперь ей хотелось уже объяснить, почему она так говорила. — Смотри что творится: пацанам восемнадцать лет, а они уже в загс. Пусть папа с мамой их кормят. Мне двадцать три, и я для парней старуха… Ну, а Мишка Уваров пижон. Делает вид, что всем интересуется, во все вникает, занят по горло. Одно по тому у него: мы должны, мы обязаны, равняйтесь на передовых. Неделю назад маня призывал по тебе равняться. Я ему: в клуб приходи, там и поговорим. Он мне: клуб к делу не относится. Ему, дураку, невдомек, что я-то знаю тебя лучше, чем он…
