Голоса океана | страница 54

Док зовёт…

Только ветер и стена воды. Всё вокруг завывает и пенится.

По-моему, мы обречены.

Мы закрепили всё, что можно было закрепить, и терпим уже часов шесть, но ветер по-прежнему нарастает, налетая с юго-востока. Чуть раньше казалось, словно мы катаемся на американских горках, и это даже было почти весело – нестись вперёд и держаться перпендикулярно волнам, чтобы они нас не перевернули. Вверх по волне, вниз по волне, вверх, вниз!

Теперь же волны стали куда яростнее, они плещутся над нами, словно ощерившиеся, истекающие слюнями чудовища, которые выплёвывают из пастей пену. Иногда, когда волна вздымается позади тебя, в ней видны огромные рыбы.

Очень трудно видеть, очень трудно думать, очень трудно сохранять вертикальное положение. Я стояла на коленях на палубе, закрепляя линь, а обернувшись, не увидела на палубе никого, хотя всего минуту назад видела там Дока, Коди и дядю Мо, а когда я попыталась их окликнуть, ветер задул слова мне обратно в рот. Внутри головы послышался тихий всхлип.

– Слишком сильно натянуты паруса! – закричал дядя Док, появляясь из тумана.

Он смотрел наверх; люверсы на вершинах обоих парусов выскакивали со своих мест: дзинь, щёлк, дзинь! Грот разрывался сверху по всей длине.

Мы спустили его и попытались поднять прочные штормовые трисели, но ещё до того, как они полностью поднялись, из них вылетела половина люверсов. Порывом ветра дядю Мо отбросило на меня, едва не расплющив меня о ванты.

– Флаг-линь на бизань-мачте оборвался! – крикнул Коди.

– Видишь? – проговорил дядя Мо, пытаясь подняться. – Этот парень не дурачок. Он знает кой-чего.

Бизань тоже начала рваться, так что мы опустили и его, но при этом фал вырвался и застрял на вершине мачты.

Дядя Док схватился за перила и сказал морю: «О, Розалия!»

Вот и мы: без парусов, в бурю, в открытом море, нас болтает, как пробку, а мы настолько далеко от земли, насколько возможно.

Нет времени на рассказы о Бомпи, на жонглирование, на изучение узлов. Ветер завывает, море гневается, паруса спущены.

Когда я спустился в трюм, отец обнял меня.

– Я не хочу умирать, – сказал я ему.

Он прижал меня ещё крепче и сказал:

– Ты не должен умереть. Не должен. И Софи тоже не должна умереть вот так.

– Софи не должна? А как насчёт дяди Дока… и Брайана… и…

– Нельзя этого позволить.

Что он имеет в виду? Похоже на какую-то шифровку. Каждый раз, когда разговор заходит о Софи, все словно начинают говорить шифровками. Даже сама Софи говорит шифровками.