— Ага… понятно. А патроны какие у тебя Колебин просил? Картечь?
— Нет. Пулевые.
— Пулевые? На косулю?
— Ну может, на марала. Не помню точно.
Я усмехнулся. Положил подшивку на стол и раскрыл её на фототаблице. Развернул к участковому.
— Ничего не замечаешь?
Юра склонился над страницами. Уставился в черно-белые фотографии.
— Что именно?
— Смотри внимательно. Вот сюда. На снимок, где кровать стоит. Видишь?
— А что должен увидеть?
— Внимательно, Юра… Внимательно.
Участковый долго хмурился, словно Мойдодыр, выряженный в милицейский китель. Вертел подшивку и так и эдак, но в итоге сдался.
— Не понимаю. Что тут странного?
Я ткнул пальцем в снимок.
— Вот здесь. Штукатурка белее, чем на других стенах. Знаешь, почему?
Юра думал где-то секунду. А затем раскрыл рот, поймав озарение.
— Твою ма-а-ать… Ковёр!
— Именно. Бордовый такой. С рисунком.
— Да-да! — закивал участковый. — Я помню. На нём ещё такие листики были вышиты. И змейки.
— Ага. Только на фотографии его нет. Значит, ковёр сняли, так? А теперь внимание, вопрос. Зачем?
— Ты думаешь…
— Может, да. Может, нет, — перебил я. — Но факт остаётся фактом. Просто давай-ка прикинем вместе. Дом стоит на краю деревни. Из соседей только Макс, который в Роще появляется раз в два месяца. Выстрели ночью из ружья — никто и не проснётся. Ты же знаешь, как у нас люди свидетелями идут. Помню, была у меня сто пятая: жулик в собутыльника магазин «Сайги» разрядил. А соседи потом все, как один, клялись, что ничего не слышали. Это так, для иллюстрации.
— Ружья, кстати, в доме не было, — заметил Юра.
— Разумеется. Они же якобы охотиться ушли. Ружьё забрали. Ты, кстати, не думал, чем друг собирался в косуль стрелять? Их же двое, получается, было. А ружье одно.
Участковый тихо выматерился.
— Может, неучтенный какой-нибудь ствол…
— Может, — согласился я. — И тем не менее вопрос остаётся висеть в воздухе… Ладно, идём дальше. Смотри сюда. На печку.
— А с ней что не так?
— Поддувало. Оно открыто.
— И что?
— Юра… Кто из нас в деревне живёт? Ты или я? У тебя же дом свой, ты знаешь: поддувало нужно прикрывать на ночь, чтобы тепло с тягой не уходило. Привычка есть привычка. От неё никуда не денешься.
Участковый перестал щёлкать ручкой.
— Черт, ты прав. Похоже, уходили-то наспех.
— Либо не собирались возвращаться. Говоришь, Лёпа их последним видел?
— Да.
— А где именно?
Юра развёл руками.
— Да чёрт знает. Вроде как у рощицы. Но ты же помнишь Лёпку, он дурачок. В прошлом году у него мать от рака умерла, так он совсем невменяемый стал. Двух слов связных не вытянешь.
