— Пиздец.
— Он самый. Я, когда увидел, думал — всё. Из кабинета уже не выйду. Гляжу на старика, а у самого в мыслях: «Тут тебя, Муров, и найдут наутро. С инфарктом».
Участковый постучал шариковой ручкой по столу.
— Секунд пять я где-то на него смотрел. Потом схватился за кобуру — там пусто. Ствол в столе. Пока подбежал, пока зарядил — за окном уже никого. Протрезвел я, конечно, махом. Давай жене звонить. Спрашиваю: «У тебя всё нормально? У меня предчувствие нехорошее». Она говорит: «Всё в порядке. Только малой весь вечер плачет». Я ей: «Ну ладно. Ложитесь спать, скоро приду». Хладнокровный, типа, как танк, а у самого по жопе мурашки бегают, целый муравейник построили. Думаю, а как теперь выходить-то? Из кабинета в коридор выглянуть страшно, аж яйца звенят, не говоря уже про улицу. В общем, сидел-сидел, потом ёбнул ещё сотню для смелости. В одну руку — иконку, в другую — табельный, и бегом домой. Ван Хельсинг, блядь. По деревне лечу, а в каждом переулке старик мерещится. Прибежал махом, замкнулся. Жена на меня смотрит с шарами по пять рублей: «Ты чего, смерть увидел?» А я ей в уши лью: «Собаки соседские залаяли, напугали».
Участковый взял шоколадную конфету. Положил её в рот целиком и запил чаем. Прожевал. Помолчал немного, а затем продолжил:
— А потом, где-то неделю спустя, допрашивал я здесь одного филимона. Строганчик Костя, слышал про такого?
— Не припоминаю.
— А ты, наверное, и не знаешь. Это Сивого двоюродный брат младший. Шакалёнок тот ещё. Отбитый наглухо. Это, кстати, он провод и спиздил, — Юра сделал глоток из кружки. — Я тогда его крепил за кроликов.
— За кого?
— За кроликов. Украл он у одного мужичка. Закусить, понимаешь, нечем было.
— У Вити что ли?
Участковый глянул удивленно:
— А вы знакомы?
— Довелось вчера пообщаться. Не суть. Что дальше?
— В общем, крепил я его, крепил. А эта сука ни в какую. Я ему уже прямо говорю: «Как ты задолбал, Костя. Никто тебе сто пятьдесят восьмую шить не собирается. Этим кролям цена красная — два рубля. Отдай хозяину деньгами, оформим мелкое хищение, и гуляй с Богом». А потом чет возьми да и ляпни, ради крепкого словца, типа: «Станешь упираться, так я тебя в тайгу вывезу и к сосне привяжу. Будешь сидеть, пока тебя медведь не выебет. Или пока Колебин, царствие небесное, за тобой не явится». И тут, смотрю, нездоровая хрень происходит. Строганчик побелел весь. Замолчал, дерзить перестал. Ножки задрожали. Я спрашиваю: «Ты чё? Дички перекурил?». Тот головой машет, мол, нет. Я ему: «А что тогда?». И тут он выдаёт…
