Длинные гудки…
Заспанный гнусавый голос:
— Алё… Это кто?
— Пассажир.
— Кто, бля?
— Пассажир. Вчера ехал с тобой до Рощи. Ты дал мне свой номер. Сдачи не было. Ты сказал, что в счёт пойдёт.
Несколько секунд в трубке раздавалось лишь тяжелое, напоминающее лошадиный храп, сопение. Наконец тишина прервалась:
— А-а, вспомнил. Че такое случилось?
— Ничего, — я покрутил бумажку, свернув её трубочкой. — Просто есть возможность подзаработать. Знаю, время раннее. Но я заплачу нормально. Берёшься?
В этот раз таксист ответил, не раздумывая:
— Херня вопрос. Что нужно делать?
— Слушай внимательно. А лучше записывай…
Прибравшись в доме, я выпил кофе и ещё немного побродил по гостиной, не зная, куда деть время. Минуты тянулись бесконечно долго. Почувствовав вину за то, что я их так бесцельно растрачиваю, решил не ждать, пока откроется сельсовет. Вышел пораньше.
Оставив на журнальном столике записку для Лиды, отправился по ещё спящей деревне, по размытой дождём гравийке в сторону главной улицы. Я шёл неспешно мимо цветных палисадников, обсыпанных желтой листвой, мимо мокрых скамеек, под которыми дремали кошки. Прокручивал в голове недавний сон и дышал полной грудью. В воздухе пахло горечью рябины и сырой землёй.
Здание сельсовета пряталось среди берёз. Кирпичный домик, выкрашенный извёсткой, с синим крыльцом мокрым от дождя. Дверь была распахнута. Я глянул на часы. Без пяти восемь. «Странно. Все ещё спать должны».
Поднявшись по скрипучим ступенькам, заглянул внутрь. В помещении стоял запах пыли и старой краски. Вдоль стен темнели шкафы с бумагами, а в конце коридора через открытую дверь лился мерцающий электрический свет. Оттуда доносились мужские голоса:
— Сережа, ты мне зубы не закручивай, ладно? Сейчас психану, и поедешь обратно на раз-два-закончили.
— Я не брал, — отвечал прокуренный, чуть хрипловатый голос. — Чё начинается опять? На хрен мне этот провод сдался? Его тут даже продать некуда.
Осторожно, стараясь не скрипеть досками, я прошёл по коридору к открытому кабинету. Заглянул внутрь.
На табурете перед заваленным бумагами столом сидел мужик. Лысый, ушастый, в драной тельняшке, трениках и резиновых шлёпках поверх носков. На загорелой ладони, словно чернильные кляксы, расплылись наколки.
Я узнал его по шраму на лице.
«Уже вышел, — пронеслась мысль. — Только посмотри, Андрей. Вот он, сидит целехонький. На свободе. Будто и не убивал никого».
Сивый меня заметил. Повернул голову. Долго смотрел непонимающе, пока в серых, мутных глазах, наконец, не мелькнул огонёк. Узнал.
