Потом я вспомнил, что расставание будет вовсе не коротким, и маятник снова качнулся — совсем как утром. Тяжесть свалилась в глубину, куда-то под желудок.
— Какая же гадость, — сказала Лида, выбрасывая сигарету. — О чём задумался?
Я не ответил.
— Что ты сказал Максиму? — жена притворилась, будто не заметила моего молчания.
— Насчёт?
— Насчёт дома.
Я пожал плечами.
— Просто попросил пожить пару дней. Макс согласился. Ему редко удается вырваться в Рощу, а за домом надо присматривать.
— Андрей.
— Да?
Лида взглянула на меня с таким выражением, словно я должен был немедленно извиниться.
— Ты ведь понял, — сказала она.
— Эм… нет.
— Андрей.
— Что?
— Не крути, пожалуйста. Ты планируешь остаться на все три дня?
— Разве ты не этого хотела?
— Я думала мы вернемся в воскресенье утром.
— Зачем? — не понял я.
— Тебе не кажется, что иначе будет некрасиво по отношению к Максиму?
А вот теперь понял. Стало тошно, потом больно, а через мгновение всё прошло. Я не верил, что это действительно произойдёт.
— Андрей, ты же следователь, пусть и бывший. Ты знаешь, что будет. Все эти процедуры, осмотры… Участковый в грязных ботинках. Давай лучше уедем домой пораньше.
— Лид, пожалуйста, не хочу об этом…
— Андрей, — она не позволила закончить фразу. — Пожалуйста, не пытайся верить в чудо. Мы это уже проходили.
— Лид…
— Послушай меня, — голос Лиды стал низким и громким. — Я не просто так тебя об этом прошу. Чем дольше ты бегаешь от неизбежного, тем меньше времени нам остаётся. Пойми… Я хочу быть с тобой. Именно с тобой — с настоящим. С искренним и прямым — с таким, с которым я провела двенадцать лет. Пожалуйста, кот… Я не хочу, чтобы в последние дни ты бегал от разговоров и боялся меня задеть. Или избегал каких-то тем, потому что они приносят боль. Я прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Мы проходили это. Вместе проходили. Пожалуйста, давай не будем повторять ошибок.
Она говорила и говорила, а я в какой-то момент вдруг перестал её видеть. Слёзы выступили сами собой — предательски, неосознанно. Я пытался сдержать их, пытался не показывать слабость и прятал глаза, склонившись над столиком. Мне было стыдно перед женой, и я делал вид, что борюсь с залетевшей соринкой, но от осознания того, насколько глупо и жалко сейчас выгляжу, становилось ещё хуже, и мне приходилось задерживать дыхание и прикусывать губы, чтобы хоть как-то погасить накатывающий приступ.
Её ведь увезут, разденут, разрежут на части. Мою Лиду, мою жену. Вчера я купил ей серьги — из белого золота с рубинами. В воскресенье их снимут с Лиды. Это сделает санитар: сначала небрежно задерёт волосы и откинет их в сторону, на секционный стол, потом будет долго материться выковыривая металл из ушей. Потом…
