После праздничного застолья, на котором было все: шутки, смех, вино Вувре, туренские блюда, рассказы о путешествиях и много других удовольствий, мои родители предложили гостям прогулку по Амбуазскому лесу, ставшую традиционной. Я попросил отца позволить мне не ходить. Он разрешил.
— Мне нужно подумать, — заявил я ему.
Когда все общество черным ходом вышло в сад, я остался в замке один, полным его хозяином. Я не знал, куда себя деть, и просто слонялся. Ноги сами привели меня к оперному певцу. Господин Кларе пребывал в странном возбуждении, выказывая преувеличенную радость и украдкой предлагая мне вишневую настойку. Рождество давало ему повод предаться воспоминаниям о счастливейших минутах жизни. Да и время года способствовало тому, чтобы воскресить в памяти былую славу. На столе внавалку лежали старые фотографии. Он явно хотел заново проделать свой жизненный путь, пережить выпавшие на его долю незабываемые мгновения.
— Знаешь, что я нашел? Либретто «Гугенотов». Тебе это ни о чем не говорит? «Гугеноты» Мейербеера[15]? Давно уже следовало рассказать тебе об этой опере в пяти актах, в которой одна из твоих прабабок чудесно исполняет любовную арию.
Он потряс перед моим лицом либретто Эжена Скриба. Ныне эта опера ставится редко, поскольку для нее непросто подобрать исполнителей. Действие первых двух актов проходит в Турени, а трех последних — в Париже, накануне Варфоломеевской ночи. Начало относится к августу 1572 года, а в основу интриги между католиками и протестантами положено соперничество того же типа, что между Капулетти и Монтекки, то бишь, как и в трагедии Шекспира, прекрасная история любви, помехой которой служит принадлежность влюбленных к разным ветвям евангелической церкви: Валентина — дочь графа Сен-Бри, католика, Рауль де Нанжис, партию которого исполнял в свое время Господин Кларе, — дворянин-протестант. Партию слуги исполнял тенор, лучника — баритон, монаха — бас, а двух цыганок — сопрано. Рассказывая мне об опере, Господин Кларе чувствовал себя превосходно: активно жестикулировал, расхаживая по комнате, будто одновременно был всеми этими персонажами. И впервые в моем присутствии попытался сделать невозможное — спеть. Из гортани отравленного газами фронтовика вырвался хриплый звук с какими-то металлическими нотками. Это было похоже на чудо, но длилось всего ничего. На смену ему пришло слабое дребезжание, сравнимое с пересохшим руслом некогда полноводной реки. Я подошел ближе, чтобы лучше расслышать. Он исполнял арию Рауля из второй сцены, когда Нанжис впервые увидел Валентину де Сен-Бри.
