Бежевая горжетка самым краешком залезла в блюдо с паштетом. Воровато оглянувшись, я отломила вилочкой щедрый ломоть — Мими предвкушающе заскулила — и размазала по горжетке.
Остальное произошло само.
* * *
Учуяв усилившийся запах любимого лакомства, Мими забегала внизу, потом вспрыгнула на отодвинутый стул, с него на стол — и вцепилась в горжетку. Она лизала, чавкала, поскуливала от радости — пока я, хихикая, отступала от места преступления.
А потом на весь зал раздался крик:
— О боже, что это?!
Вцепившаяся в горжетку Мими замерла. У этой собаки вообще было удивительное умение чувствовать, когда ее задница была в опасности. Примерно в половине случаев опасности на самом деле не было — но не в этот раз.
С середины танцпола угрожающим торнадо к Мими неслась хозяйка горжетки. Всклокоченные блондинистые волосы встали дыбом, бледно-голубые глаза были выпячены, а узкие темно-красные губы разъехались в крике.
Мими прижала уши — но расстаться с паштетом было выше ее сил. Она только принялась облизывать горжетку с двойной скоростью, розовый язычок замелькал быстро-быстро.
Но когда штольцевская мадам была уже в двух шагах от стола и протягивала руки, чтобы отобрать свою многострадальную вещь, Мими не выдержала. Ухватила горжетку покрепче, спрыгнула со стола и задала деру.
— Крыса! Это крыса! Кто-нибудь, поймайте ее!
Надо сказать, что миниатюрный коричневый той-терьер, даже сжимающий в зубах меховую горжеткой больше ее самой, на крысу не очень походил. Разве что представить себе очень длинноногую короткошерстную ушастую крысу. Крысу, которая задушила песца и теперь пытается утащить его к себе в нору.
Но крики госпожи Штольц и всеобщее непонимание сыграли роковую роль. Мими, направляясь к выходу, стрелой пролетела между ногами танцующих, а люди шарахались от нее, как черти от ладана. Женщины падали, запутавшись в каблуках и подолах, мужчины спасали партнерш и тоже шли на дно, как легкие катера, утянутые тяжело груженными баржами. К моему сожалению, Оскар устоял, да и партнерша его, вместо того чтобы паниковать, заливалась радостным смехом. Я ее узнала — та самая блондинка, которая лепилась к нему с утра.
Но сейчас ничего не могло испортить мне настроение.
Прижавшись спиной к колонне я угорала — заливалась, закатывалась, умирала от смеху. Пока не это не сыграло против меня — и мое веселье не заметила мадам Штольц. Бросив на меня один-единственный яростный взгляд, ясно сказавший, что я нажила смертельного врага, свекровь выпрямилась, гордо повернулась и зашагала прочь.
