Но нельзя расслабляться. Пришел в поликлинику, а там новость: МЭСы вводятся на все, кроме как хирургические, заболевания. Главный узнал, что за них со страховых компаний отдельные поликлиники в разы больше денег получают, и… Переходите, ребята, на новую бухгалтерию.
Предполагался вроде и цивилизованный, компьютерный вариант учета, но, там думать, как внедрять, надо, а если нечем? Да ну их. Хорошо хоть, по знакомству вернул себе старый принтер, что был в починке, взамен недавно всученного нового е…го китайского, купленного по такому же е… у тендеру в каждый кабинет. Новый у меня каждый пятый больничный лист зажевывал. И программу установили для него в виде бесплатного приложения такую же убогую, неизменяемую.
Но нас недаром постоянно тренируют, а смекалка часто является следствием чьей-то глупости. В графе с названием работы мы навострились ставить точку, мол, работает, и точка, иначе не печатает. Может это — изощренная месть заказчикам от плохо оплаченного программиста (по типу металлической «церковной крысы» на решетке от строителей Домского собора). А страдаем мы.
Каждый — человек, и каждый имеет право умереть.
Реплика начмеда на совещании врачей
Просмотрел новости с водоемов. Мужик ловил корюшку и тихо умер у лунки. Все его сыну соболезнуют. Да, конечно, горе, но, смерть хорошая — без мучений за любимым занятием, никого не обременив. Иначе же тянется все годами от плохого к худшему. Хорошо, если не рак. В противном случае жизнь превращается в кошмар. Нет, часть больных раком ведут себя вполне достойно. Помню одну старушку — дочку известного партизана. Ну просто стойкий оловянный солдатик. Всегда приветливая и доброжелательная.
— Доктор, Вы, наверное, устали и проголодались. У меня есть вкусный грибной суп…
Другие же начинают как могут издеваться над родственниками. Обычно я объясняю родным, что делается это специально, чтобы расставание с ним (редким на самом деле уродом) было не таким тяжелым. Так, наверное, правильней будет, пусть сохраниться хорошая память.
Иногда в этих случаях выручает незнание пациентом своего приговора. У нас ведь еще существует практика — скрывать онкологический диагноз от больного. Пусть живет в неведенье, ждет, когда его вылечат. Пока ведь никого не привлекают к суду за то, что по незнанию примерного срока жизни, отпущенного ему, больной не успел закончить дела, составить завещание.
Порой мои старушки даже начинают заигрывать со смертью, иногда притягивая ее: «Ой, доктор, — говорит одна, — скорей бы умереть. Так умереть хочу!» А потом приходит и заявляет: «Доктор, хочу в санаторий». «Елизавета Ивановна, — говорю, — Вы уж разберитесь с приоритетами. Чего Вам больше хочется?»
