— Не узнаёшь его, Иошинори-сама? Как же так! Разве не у него ты оспорил право на это жалкое существо? — ещё один небрежный взмах веера, теперь в мою сторону. — Ты пытался предать всё огню, не так ли? Чтобы мёртвые не рассказали о том, что видели, пока были живыми. Но, к несчастью для тебя, пожар потушили прежде, чем тела успели сгореть дотла! И я смогла спросить, а он, — она махнула веером на труп, и тот шевельнулся, — ответить!
Алый огонь продолжал полыхать, освещая окружавший нас кошмар — тысячи тварей, готовых разорвать на куски всё, что попадётся на пути. Но ничто не внушало мне такого ужаса, как размахивавшая веером демоница и подвластный ей оживший труп.
— Это и есть… Шайори? — шёпот, едва различимый для меня самой, вырвался помимо воли. И всё же она его услышала, двинулась было ко мне, но Иошинори-сама преградил ей путь.
— Не может быть, — прошипела она. — Для чего тебе это ничтожество? Или и тебя "околдовали" её глаза цвета травы и морской грязи?
Сомнения рассеялись окончательно: некогда с Иошинори-сама её действительно связывало нечто большее, чем дружба. Странно, но даже сейчас, на пороге очень вероятной гибели, меня охватила ревность, и я с вызовом бросила:
— Говоришь обо мне, некромантка? Хочешь что-то сказать, скажи это мне в лицо!
Не сразу поняла, откуда взялась слепящая вспышка света — словно граната взорвалась прямо передо мной. Всё произошло настолько быстро, я даже не успела отшатнуться, растерянно моргая на заслонившего меня Иошинори-сама с обнажённым мечом в руке. Кишевшие вокруг твари зарычали громче. Камикадзе сорвался с моего плеча, явно намереваясь броситься в атаку, но я подхватила его на лету. Дэйки шумно выдохнул и прошептал:
— Будь осторожнее с ней, Момо…
Шайори уже парила в воздухе, по-прежнему сжимая в ладони веер, а на пальцах другой руки как будто выросли огненные когти. Видимо, чуть не поразившая меня вспышка света была их "порождением".
— Как ты смеешь обращаться ко мне подобным образом?! — прошипела она, в устремлённых на меня глазах полыхнуло красноватое пламя. — А ты, о великий Иошинори-сама! Ты обнажаешь меч ради человеческого существа?
— Она нужна Ракураю, — спокойно проговорил ёкай. — И всё же ты поднимаешь на неё руку.
Шайори вдруг "подлетела" ближе, и я наконец рассмотрела её лицо. Смесь красоты фарфоровой куколки и развратной порочности опытной куртизанки. Мечта любого представителя мужского пола — неудивительно, что Иошинори-сама пал жертвой её чар. Сейчас её лицо приняло умильное выражение, в ставшем медовым голоске прозвучала нежность:
