Я думала об этом однажды вечером, после того как прочитала Алексу сказку на ночь. Некоторое время я сидела, укачивая его в комнате с выключенным светом. За свои немногие годы он редко когда засыпал легко. Уходя, я знала, что Алекс обязательно встанет с постели и будет вопить, пока не уснет на полу. Даже если он очень устал за день, ему нужно было поистерить — просто чтобы выразить свое недовольство тем, что я ухожу. Потом он уставал от своих же истерик и засыпал, а я возвращалась и укладывала его обратно в постель.
Это никогда не доставляло мне удовольствия. Наверное, какой-нибудь философ сказал бы, что этот ночной спектакль, разыгрываемый моим сыном, что-то значит для человеческого существования. Но, даже заранее зная, что Алекс непременно устроит истерику, я растягивала время до того, как он начнет выступать. Я задерживалась в моменте, прижавшись к нему, маленькому, одетому в милую пижаму, и думала, что у меня будет не так много подобных ночей. Когда-нибудь в будущем, сидя в одиночестве, я захочу оказаться в этой комнате, захочу снова почувствовать, как ко мне прижимается мой ребенок, а я крепко держу его своими сильными руками. «Задержка в моменте» может быть горько-сладкой. Да, мой четвертый ребенок буквально терроризировал меня. Но были мгновения, когда в его детской воцарялся мир — и я запомню их навсегда.
