«В его дарах не нуждаемся мы, Хирургический Голдпеппер. Мы вышли за пределы ядерной энергии так же далеко, как вы вышли за пределы энергии ветра. Мы можем измерить Вселенную, но в стоматологии как дети, мы. Приди и изучи своими талантами нашу науку, Великий Голдпеппер. Если ты скажешь: «Это: Да», тогда оно будет. Если ты скажешь: «Это: Нет», тогда оно не будет. Что касается науки стоматологии, нашим Эдисоном и нашим Колумбом ты будешь».
Я спросил, когда мы отправимся, и он ответил, что через восемь дней. Я спросил, сколько времени займет поездка. На мгновение я был озадачен, когда он сказал, что это займет не больше времени, чем пройти фут по полу лаборатории. Затем он открыл мне значение своих слов: Телепортация! Разумеется. Не нужно никаких звездолетов.
Моим следующим чувством было краткое разочарование тем, что я не смогу увидеть пылающие звезды в черном космическом пространстве. Но, в конце концов, не следует быть жадным в такую минуту.
Я не могу твердо заявить, что я ни разу не принимал и не соглашался принимать какую — либо оплату или вознаграждение за это путешествие. Я смотрел на это так же, как на работу, выполняемую мной для различных клиник.
«Должен ли я взять с собой книги? Оборудование? Что — нибудь?» — спросил я своего (если можно так сказать) проводника.
Он покачал головой. В первой поездке было желательно только само мое присутствие. Инспекционный визит. Отлично. Утром 8 ноября я написал краткую записку своему старому и дорогому другу, доктору Сэмюэлю Фаддерману, старейшему наставнику американской стоматологии (услышав эти слова, Старейшина тихо зарыдал в сложенные руки), и, после полудня, настолько взволнованный и восторженный, что я заметил в пункте своего назначения лишь то, что он находился к северу от Вашингтон Маркет, я сопровождал моего проводника в бизнес — центр в вышеупомянутом районе.
Он привел меня в темную комнату. Он щелкнул выключателем. Был гудящий шум, чувство сначала тяжести, потом невесомости, а затем появился странный свет.
Я больше не был на родной планете, где родился! Я находился в неизвестном мире!
Над моей головой три луны этой далекой планеты величественно плыли по небу, где я примечал незнакомые созвездия. Мне пришла в голову мысль, что поэты на этой планете должны будут искать другую рифму, поскольку луны (множественное число) не подходят к июню (единственное число). Один спутник был бледно — желтым, другой — коричневым, а третий — сливочно — розовым. Не зная названий этих лунных сфероидов на их родном языке, я решил называть их Ванилью, Шоколадом и Клубникой.
