— Ты все еще надеешься, что когда-нибудь будет полегче? — боец оскалил широкие зубы и криво усмехнулся. — Эх, да что я, это ведь твоя обязанность — нас агитировать.
— Моя обязанность — делать умных людей из таких дураков, как ты, но я вижу, что это невозможно, — сердито ответил взводный, и его черные глаза сверкнули. — Молчи уж лучше, да шагай вперед.
— Я бы молчал, да надоело, — Звона́ра взъерошился, как петух. — Было бы где спрятаться, я бы знал, что мне делать.
— Дезертировать? — Космаец вспыхнул. Глаза его налились кровью, а рука крепче сжала автомат. — Негодяй ты этакий, а еще ско́евец[7]. Давай сюда винтовку и катись на все четыре стороны.
— Винтовку не отдам, — ответил Звонара и, опустив голову, торопливо зашагал вперед. Ему стало стыдно. Всю дорогу он старался избежать стычки не только с Космайцем, но и вообще с кем бы то ни было из бойцов.
«И какой черт тянул меня за язык, вот наболтай на свою голову, сам себя осрамил, — думал он. — Ну кому сейчас легко? Всем трудно, и все молчат. Только я… — Уши у него покраснели, как красный перец, а спина под мокрой от дождя рубашкой вдруг покрылась испариной. — Эх, и сам опозорился, и всех своих черногорцев осрамил», — эта мысль казалась ему невыносимой. Он так расстроился, что забывал наклоняться и набил здоровенный синяк, ударившись несколько раз о сучья деревьев.
В оборванной немецкой куртке и узких белых крестьянских штанах, сквозь которые на бедрах проглядывало голое тело, Звонара дрожал от холода. Ремень винтовки тер плечо, а патронташ перетягивал тощий ввалившийся живот. Пестрая деревенская сумка всю дорогу болталась за спиной и гнала его вперед, как кнут гонит усталую лошадь. Наконец и она показалась ему слишком тяжелой. Звонара хотел было снять сумку и бросить, но передумал, вспомнив, что в ней лежит вещь, которая служит ему талисманом.
Он нестерпимо устал, веки слипались, но желание жить было сильнее сна. Тропинка шла вдоль глубокого ущелья, здесь достаточно было одного неосторожного движения, одного сорвавшегося из-под ног камня, и никто не спасет от верной смерти.
Звонара опасливо взглянул вниз, в глубокую пропасть, и почувствовал, как у него закружилась голова. Тропинка все заметнее ползла вверх, и идти становилось труднее. Темнота и густой лес пугали людей, даже лошади чего-то боялись. Камни срывались из-под ног, катились вниз.
Партизаны шагали молча. Долго не было привала, люди еле тащили ноги, дрожали от усталости. Хотя дождь перестал, с ветвей еще падали ледяные капли.
