— Влада, ты жив? — окликнул его помощник.
— Теперь давай, пора. — Штефек приподнялся, взял пулемет за ремень и повернулся спиной к немцам.
Милович не узнавал своего пулеметчика, так он изменился за сегодняшний день. Глаза ввалились, лицо потемнело от пыли и пороха, осунулось, словно после тяжелой болезни, скулы обтянулись. Пробитая пулями, прогоревшая у костра куртка висела на плечах, как на вешалке.
Согнувшись под тяжестью пулемета, Влада большими прыжками перескакивал через самые крупные камни на тропинке, раздвигал руками ветки, грозившие выколоть глаза, ругался, когда колючие кусты цеплялись за одежду или за пулемет. Он спешил уйти подальше от этого места, скорей догнать свою роту, а там будь что будет. — куда все, туда и он. Но, увидев заросли ежевики, он задрожал от нетерпения: не хватило воли пройти мимо ягод, хотя бы за это и пришлось заплатить головой.
— Скорей, Бора, скорей, — поторапливал Штефек товарища, а сам совал в рот ягоды вместе с листьями, а то и с колючками. — Не можем мы тут долго копаться. Скоро стемнеет, здесь и заплутаться недолго.
— Смотри, — показал Милович, — какой-то огонь.
Огонь приближался из-за деревьев. Он разгорался все сильнее и уже полыхал перед их глазами. И вдруг ахнул страшный взрыв. В небо взлетел огненный столб. Партизаны в растерянности бросились вперед, но не успели они выйти на дорогу, по которой прошел батальон, как заметили убитого товарища. Он лежал на спине с широко открытыми глазами, в левой руке сжимал карабин, в правой — гранату.
«Эх, бедняга, вот где довелось голову положить… У мертвых всегда остаются патроны», — подумал Милович. Но ранец и подсумок убитого бойца были пусты, нашлось всего три патрона в магазине карабина. В карманах мертвого гулял ветер — ни крошки хлеба, ни табаку.
Постепенно спускались сумерки. Дождь все сильнее стучал по листьям. Воздух сделался каким-то мягким и сладким. Недалеко от тропинки зарыдал удод, ему ответила сова, и Влада почувствовал, как острый холодок пробежал под рубашкой. Ему захотелось поскорее выбраться отсюда, но через несколько шагов их остановил глухой стон.
— Слышишь, кто-то стонет, — схватил он за руку товарища, — может, это кто из наших ранен.
Не теряя друг друга из виду, они побежали вдоль ручейка. Тропинки здесь не было, и бойцы едва пробирались сквозь чащу; они бегали взад и вперед, скользили на мокрых камнях, падали. В эти минуты они забыли о своей роте, забыли, куда им надо идти. Надо было найти раненого, и они его нашли.
