У него были кривые ноги, поэтому рядового Божича все дразнили: «На бочке верхом ездил». Но когда он стал командиром, об этой шутке позабыли. Среднего роста, с острыми плечами и длинной тонкой шеей, на которой качалась квадратная голова, он был не бог знает как красив.
Терпением он запасся с рождения, поэтому теперь молча выслушал политическую проповедь комиссара о необходимости сохранять хозяйство крестьян, о неприкосновенности садов и огородов, о партизанской чести, которую надо беречь как зеницу ока, за чем, разумеется, должны следить в первую очередь коммунисты.
— Я все это понимаю, товарищ комиссар, но, как бы это сказать, все это не совсем так, как вы понимаете… — начал Божич, но комиссар прервал его:
— Мне кажется, что ты ничего не понял.
— Я понимаю, что мои бойцы со вчерашнего утра маковой росинки во рту не имели, — огрызнулся Божич. — Я и не удивляюсь, что у меня Чу́рич упал по дороге. Ослабел человек от голода… Что это вы на меня так смотрите? Я никого не убил.
— Да, да, я знаю, — поддержал его Павлович, — труднее нам, кажется, никогда не приходилось.
— Еще бы, — ухватился Иво Божич за эти слова, — мы еще сами создаем трудности. Здесь от одного запаха фруктов с ума сойти можно.
— Оставь ты эти фрукты в покое. Ты что, не читал директиву? — недовольно перебил его комиссар.
— Извините, я эти бумажки знаю, — зло бросил Божич, — знаю, что нельзя нарушать указания, но их можно обойти, ведь обошли же мы на прошлой неделе командирскую верховую лошадь, обошли и съели, а потом сказали, что она пала.
Комиссар ответил не сразу. Да он и не знал, что ответить, сам видел, какое положение. Все были голодны, а продовольствия ни крошки. Запасы, какие были, отдали в санчасть для больных и раненых, а надежда раздобыть что-нибудь по дороге пропала, когда они увидели опустошенные села. Там, где они проходили за последние дни, все было разрушено, сожжено, а люди и скот прятались где-то далеко на летних пастбищах. Пока переходили Романию, нигде не встретили ни одного человека. И здесь, в Шиша́рке, ни души. Правда, ветки деревьев сгибаются от фруктов, но, проклятая директива, никто не смеет ее нарушить.
— Интендант уехал в бригаду, — после короткого молчания объяснил комиссар. — Подождем, не сегодня — завтра он должен привезти продукты. Да и боеприпасов у нас кот наплакал, мы будем здесь дожидаться обоза. Растолкуйте товарищам, бойцы у нас сознательные, еще немного потерпят. Вот перейдем в Сербию, там уж наверняка будет легче.
